"Владимир Романовский. Русский боевик" - читать интересную книгу автора

свободна от татарских налогов. Астрене, решив воспользоваться моментом, и
боясь, что теперь Москва за них возьмется, объявляют независимость.
Правитель московский, Иван Четвертый, тут же предпринимает невиданную
карательную экспедицию, жжет Новгород, убивает половину населения региона,
снова устанавливает дикие феодально-рабские порядки. Впоследствии, Новгород
еще несколько раз пытается объявить хотя бы автономию. Ему отказывают, и его
наказывают. Соседняя Эстония отстраивается, а Новгород продолжает стоять
деревянный - Московия не любит самодеятельности. С развитием кораблестроения
астрене устремляют взгляды на исторические свои земли, имеющие выход к морю,
но очередной московский правитель, упреждая их, заставляет население
работать на себя, и строит там - сначала крепость, а затем и столицу, боясь,
что если астрене вдруг укрепятся в устье Невы без его участия, их поддержат
шведы. При этом идет непрерывная переписка истории, и через сто лет после
строительства новой столицы русский поэт напишет лживое "где прежде финский
рыболов, печальный пасынок природы, бросал в неведомые воды свой ветхий
невод" - детей новгородцев заставляют учить это наизусть вот уже больше
века. Но Петербург парадоксальным образом присоединяется к Новгороду.
Все-таки основное население Петербурга - те же потомки астрен. Из всех
городов России Петербург - самый неуемный, самый буйствующий, больше всех
глядящий на север и на запад, склонный к католицизму. Астрене Петербурга не
знают, что они астрене, но кровь их кипит, они инстинктивно противятся
славянскому гнету. Этим в свое время воспользовались большевики, и почти
сразу же после того, как свободолюбие астрен сослужило им службу, перенесли
столицу снова в Москву. И именно Петербург все годы существования Советской
Власти постоянно навлекал на себя гнев Москвы. Астрены - свободный народ.
Москали - рабы. Тысячелетний конфликт не прекращается до сих пор. Но
сегодня, в век свободы информации, мы чувствуем себя достаточно уверенно,
чтобы заявить - мы свободны. Нефтяной и экологический кризис сотрясет
Россию - мы не желаем страдать вместе с ней, у нас достаточно своих забот.
Он выдержал долгую паузу, а затем сказал совсем другим, мягким,
вкрадчивым голосом, глядя на Ольшевского:
- Остается узнать, с кем сегодня Петербург - с нами или с Москвой.
Впрочем, это вы скажете не мне, а Трувору Демичеву. В семь вечера. А до семи
вечера, - обратился он ко всем, - прошу никого из вас из гостиницы не
выходить.


* * *

- Хороший вестибюль, господин Чехов? - спросил сквозь зубы,
рассматривая бесполезный сотовый телефон, Ольшевский.
- Хороший, господин Ольшевский.
Имелось в виду, что записывающих устройств нет.
- Нет связи, - задумчиво сказал Ольшевский. - Никакой. Ни с кем. Нет, я
всегда знал, что Демичев сволочь. Но такого даже я не ожидал. Каюсь. Какой
ширины река с восточной стороны?
- Метров четыреста-пятьсот. У стрелки шире.
- Да... Впрочем, все он, конечно, подлец, предусмотрел. И стоят там
везде его снайперы. Скотина.
- Вы уверены, господин Ольшевский?