"В.Ропшин(Борис Савинков). То, чего не было (с приложениями)" - читать интересную книгу автора

оголтелого авантюризма. Снисхождения судей Савинков не испрашивал. Нет,
объяснял, как медленно, шаг за шагом приблизился к роковому вопросу: а что,
если я ошибся и русские рабочие и крестьяне действительно за них ,
действительно с ними ?
Он не мог, не хотел вчуже скоротать остаток лет. Не думаем, что чекисты
выманили его из-за рубежа, хотя "технически" так было: Савинкова "вели" на
коротком поводке, он нелегально перешел границу, его без хлопот, без единого
выстрела взяли в Минске. И все же, сдается, он пошел на зов иного манка:
России, но не военного коммунизма, а нэповской.
И вот он в судебном зале.
- После тяжкой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я
сделал, может быть, больше, чем многие и многие другие, я вам говорю: я
прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с
винтовкой за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть, и никакой
другой.
А в последнем слове добавил:
- Для этого нужно было мне, Борису Савинкову, пережить неизмеримо
больше того, на что вы можете меня осудить.
Осудили на расстрел с конфискацией имущества. За отсутствием
имущества - конфискации подлежала жизнь, в сущности, уже прожитая.
Это было 29 августа 1924 года, в час с четвертью пополудни. Пять часов
спустя ему вручили постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза
ССР. Высшая мера наказания заменялась десятью годами лишения свободы.
Сонмы приговоренных получали нечто другое - девять граммов свинца.
Получали, ни на унцию не совершив совершенное Савинковым. В чем тут дело?
Где зарыта собака?
Смеем полагать, все решено было загодя. Иначе о смягчении наказания не
стал бы ходатайствовать председатель суда В. В. Ульрих, столь же неумолимый,
сколь и послушный.
Савинков обладал весом и престижем в эмиграции; даже в том узком
сановном кругу, который брезгливо называл его "убийцей" за деяния
дореволюционные, не отказываясь, впрочем, от сотрудничества с ним в деяниях
послереволюционных.
Гласная капитуляция Савинкова перед Советами, продолженная в письмах из
внутренней тюрьмы, могла в известной степени воздействовать на эмиграцию.
Какова бы ни была эта степень, игра стоила свеч.
Нисколько не витийствуя, он убеждал и призывал бывших друзей прекратить
борьбу с русским народом и российской компартией, возрождающих страну на
путях новой экономической политики. Он, в частности, писал: "Не знаю, читали
ли вы отчеты о заседаниях съездов ВЦИК и проч. Но я, читая их, был изумлен
тем мужеством, с которым в них говорилось о недостатках советской власти". И
далее: "Но допустим, что комунисты "врут". Я утверждаю, что если это даже на
3/4 так, то и тогда не подлежит никакому сомнению, во-первых, что советская
власть делает все возможное для восстановления экономического положения
России и, во-вторых, что ей это в значительной мере удается". И еще:
"Запомните, коммунисты завоевали "середняка", т. е. огромное большинство
крестьянского населения, - того "середняка", который испытал на себе
прелести "белого" рая и "зеленой" борьбы и который спокойный пашет теперь
свою землю".
Когда Савинков напечатал "Коня бледного", Егор Созонов был поражен