"В.Ропшин(Борис Савинков). То, чего не было (с приложениями)" - читать интересную книгу автора

И это савинковское "не верь", и этот рассказ В. Т'.Шаламова передаем со
слов здравствующей внучки Германа Лопатина, выдающегося демократа отдельно
взятой страны, не имеющей демократических традиций.
А Виктор Успенский, добрый знакомый Е. Б. Лопатиной, погиб в кровавом
потоке. В том потоке, что захлестнул многострадальный город после "террорной
работы" в Смольном.
Зловещие сарказмы истории не выдумка историков.
Юрий Давыдов

Памяти M. A. П.


Часть первая

I

За границей Андрей Болотов испытывал ту же тревогу, какую испытывает
ревнивый хозяин, доверив в чужие руки хозяйство. Огромная, разбросанная по
всей России, партия, со своими динамитными мастерскими, тайными
типографиями, боевыми дружинами, областными и губернскими комитетами,
крестьянскими братствами, рабочими группами, студенческими кружками,
офицерскими и солдатскими союзами, со своими удачами, поражениями, стачками,
демонстрациями, интригами и арестами, казалась ему большим и сложным
хозяйством, требующим всегда прилежного глаза. Он не понимал, что и
товарищам его, - старику Арсению Ивановичу, доктору Бергу, Вере Андреевне,
Аркадию Розенштерну и многим другим, - партия тоже представляется цветущим
хозяйством, но не его, Болотова, хозяйством, а любого из них. Но если б он
это и понял, он бы не мог измениться. Он бы не мог перестать чувствовать то,
что единственно давало силу работать и жить "нелегально", то есть работать и
жить без семьи, без угла и без имени, и безбоязненно ожидать тюрьмы или
смерти. Только затаенная уверенность, что партия - мать революции и что он,
Андрей Болотов, самый верный, самый послушный, самый самоотверженный ее
член, - уверенность, что без него, без хозяина, партия распадется и
хозяйство его обнищает, давала ему эту силу. Поэтому он не только не
отдыхал, но испытывал ту тревогу, какую испытывает каждый хозяин.
Когда Болотов закончил дела за границей и настало время возвращаться в
Россию, тревога эта достигла крайнего напряжения. Он уверенно знал, что
товарищи продолжают раздавать запрещенные книги, печатать воззвания,
устраивать забастовки и изготавливать бомбы. Он знал, что те люди, которые
по самым разнообразным причинам собрались вместе и создали живое и
многосложное целое, партию, продолжают, как муравьи в муравейнике, делать
свою незаметную и необходимую им работу. И все же ему с жестокой
отчетливостью казалось, что на этот раз, вернувшись домой, он найдет жалкие
развалины того, что оставил: разрушенный и смятый дерзким врагом муравейник.
Уже давно прошло трудное время, когда он чувствовал страх. Как моряк
привыкает к морю и не думает, что утонет; как солдат привыкает к войне и не
думает, что будет убит; как врач привыкает к тифу или чахотке и не думает о
заразе, - так и Болотов привык к своей безыменной жизни и не думал, что его
могут повесить. Но где-то в глубине усыпленной души жило темное и
многотревожное чувство, - то самое, которое не покидает ни моряка, ни врача,