"В.Ропшин(Борис Савинков). То, чего не было (с приложениями)" - читать интересную книгу автора

Солдаты, не ожидая приказания, один за другим разбирали винтовки,
надевали подсумки и, молча и торопливо, не глядя ни на кого, выходили на
двор. Сережа, расставив крепкие ноги и засунув руки в карманы, стоял в
сенях, у дверей, и, все так же хмурясь, пропускал их мимо себя. Когда рота
построилась у стены, он поправил шашку и медленно вышел вперед. Солнце
скользило теперь по камням и играло на стали штыков. Давиду казалось, что
протекли долгие годы с той несчастной минуты, когда он вошел в казарменный
двор. Захотелось вернуться. Захотелось бежать, бежать из этой ловушки, от
этих каменных стен и оцепенелых винтовок, от того неизбежного страшного,
что, - он знал, - сейчас должно совершиться. Но он знал также, что бежать
невозможно.
- Смирно! - крикнул Сережа.
И, повинуясь этому крику, - точно командовал не Сережа, а жестокий и
взыскательный офицер, - рота затихла. Вдоль кирпичной стены забелело два
ровных, однообразных ряда рубах. Одинаково были примкнуты ружья, одинаково
сдвинуты набок фуражки, одинаково подняты головы, и одинаково бледны
напряженные лица солдат. На правом фланге, впереди роты, недалеко от Давида,
часто моргая растерянными глазами, неподвижно застыл чернобородый
фельдфебель.
- Товарищи!..
"Неужели дадут говорить, - удивился Давид, - неужели послушают?..."
Казалось теперь, что он все видит во сне: и казарму, и солдат, и Сережу, и
что стоит только проснуться - и он будет опять в своей уютной студенческой
комнате, и все снова пойдет по-старому, по-хорошему, как оно шло до сих пор.
- Товарищи!.. - еще громче сказал Сережа.
И вдруг, тотчас же, сзади раздался размеренно гулкий и твердый шаг.
Давид обернулся: слева, со стороны канцелярии, мимо веревок с солдатским
бельем, медленно подвигались люди. Люди эти шли прямо на них. В ту же минуту
Сережа вынул револьвер. Рота, не шевелясь и не подымая винтовок, смотрела,
окаменев, на него. Так же белели рубахи. Так же были сдвинуты набок фуражки.
Так же вытягивался во фронт чернобородый фельдфебель. На солнце блестели
золотые погоны приближающихся людей.
Сережа побагровел, как тогда, когда говорил в казарме. Еще не понимая
причины, но уже безошибочно чувствуя, что восстание не удалось, он широким,
решительным шагом, не оборачиваясь и не обращая внимания на роту, пошел
прямо наперерез офицерам. Теперь они были близко, и каждого из них мог легко
разглядеть Давид. С краю мелко семенил короткими ногами одутловатый, толстый
поручик в очках. Было видно, как дрожит у него в руке большой, тяжелый
казенный револьвер. Рядом с ним, подняв голову, выступал высокий, в
поношенном кителе и нечищеных сапогах, офицер. Он держал револьвер дулом
книзу, к земле. Остальные в глазах Давида сливались в живую, многолюдную
стену. Он понял только, что их много, больше десятка. И когда он понял, что
их так много и что бороться с ними нельзя, он опять почувствовал ту желанную
радость, которая вспыхнула накануне. "Пусть умру... За землю и волю!.. -
думал он, догоняя Сережу и радуясь, сам не зная чему. - Вот оно... вот..."
Но он не смел обернуться назад. Не смел посмотреть, что делает рота, что
делает чернобородый фельдфебель. "Только бы не стреляли сзади... Только бы
не сзади, чтобы честно... за революцию... Прекрасны жилища твои, Израиль..."
Сзади звякнуло что-то. Давид зажмурил глаза. Когда он их снова раскрыл,
он увидел, что от рядов отделился и бегом примыкает к ним его товарищ и