"В.Ропшин(Борис Савинков). То, чего не было (с приложениями)" - читать интересную книгу автора

левой рукой. Кроме того, было жутко: точно редкие встречные, базарные мужики
и бабы, угадали и знают, что он вовсе не офицер, а переодетый еврей. И еще
было жутко: точно так же каждый городовой остановит и арестует его. Сережа
шел быстро, уверенно и спокойно.
Так прошли они город, и пока они шли, Давиду казалось, что сонным
улицам и заборам не будет конца. Но вот, вдалеке, на запыленной дороге,
выросло мрачное кирпичное здание. У ворот стоял часовой. "Ну, теперь,
наверное, остановят, - подумал Давид, - наверное, не пропустят..." И опять
будто кто-то пригнул его к земле, будто на плечи сзади навалилась неодолимо
грузная тяжесть. Но часовой, рослый солдат, с добрым и круглым мужицким
лицом, стукнул винтовкой и вытянулся во фронт. На квадратном, мощеном дворе
не было солнца. Кое-где, сквозь булыжник, пробивалась трава. Налево, в
дальнем углу, сушилось на веревках белье. Из облупленных стен глядели
мутными бельмами окна. Стоял говор и шум, стоголосый пчелиный гул. Какой-то
нестроевой, без шапки, в заплатанных казенных штанах, пробежал через двор с
ведром. Щеголеватый писарь на ходу отдал честь и хлопнул дверью с вывеской
"Канцелярия". Сережа быстро, тем же уверенным шагом, направился к ротному
помещению. "Неужели пропустят? - подумал Давид. - Ax, все равно... Только
скорей бы... скорей..." Но и здесь не остановили их часовые.
Длинная узкая комната была густо полна людьми. В ружейных козлах, у
стен, мирно дремали винтовки. Солнце изредка искрами перебегало по их
гладким стволам. Крепко пахло махоркой и щами, - смрадом жилой и тесной
казармы. Давид почувствовал страх: казалось невероятным, что можно выйти
отсюда. Но уже было поздно. Приложив руку к фуражке и покачиваясь тучным,
затянутым в мундир телом, к ним молодцевато подходил чернобородый
фельдфебель с благообразным и строгим лицом. "Вот и конец", - похолодев,
подумал Давид.
Увидев фельдфебеля, Сережа нахмурился и решительно вышел навстречу.
Глядя ему прямо в глаза и не давая сказать ни слова, он отрывисто и резко
спросил:
- Где у тебя револьвер?
"Господи, что он делает? - пронеслось у Давида. - Ну, теперь конец,
теперь уже, наверное, конец... Не отдаст он револьвера... И чего это солдаты
как истуканы?..." И хотя он был твердо уверен, что уже все и безвозвратно
погибло и что только чудом можно спастись, он, невольно заражаясь Сережей,
выпрямился и повторил:
- Где у тебя револьвер?
Фельдфебель, видимо, не понял вопроса. По привычке вытягиваясь во
фронт, он с недоумением смотрел на незнакомых ему офицеров. В казарме все
смолкло. Было тихо, как в поле.
- Я спрашиваю, где у тебя револьвер? - возвысил голос Сережа.
- Ваше...
- Молчать!
Сережа протянул руку и хладнокровно, не торопясь, начал отстегивать на
груди у фельдфебеля длинный красный шнурок с кобурой. Шнурок запутался о
погоны, и фельдфебель сам нагнул голову и послушно снял кобуру.
- А теперь выводи роту на двор...
- Ваше благородие...
- Молчать!.. - внезапно побагровев, закричал Сережа. Давид видел, в
руке у него блеснул короткий черный револьвер.