"Игорь Росоховатский. Новая профессия (Авт.сб. "Утраченное звено")" - читать интересную книгу автора

она подумала, что сигом вообще не похож ни на одного из людей, которые ей
встречались раньше. Потом она поняла, в чем дело. Выражение его лица, глаз
менялось так молниеносно, что человеческий взгляд не успевал их
зафиксировать.
Академик Туровский, стоявший рядом с сигомом, казался маленьким
взъерошенным воробьем. Седой хохолок над его лбом подпрыгивал, когда он
говорил, обращаясь к людям, заполнившим зал:
- Продолжатель - так мы назвали его профессию, а вернее - его
предназначение. Он хранит в своей памяти дела многих людей, он является
как бы их обобщенной личностью, в которой многократно умножены и усилены
их способности. Сигом не просто помнит замыслы и дела погибших, - он
продолжает их, особо выделяя те, которые сочтет нужным рекомендовать
Верховный Совет и Президиум Академии. Каждый из вас сможет поговорить с
ним, задать несколько вопросов. На те вопросы, на которые он не успеет
ответить сегодня во время встречи, он ответит завтра и послезавтра по
телевидению. Вот, пожалуй, и все, что я хотел...
Он встретился взглядом с Екатериной Михайловной и умолк на полуслове.
Выражение ее глаз, недоверчивая улыбка были настолько красноречивы, что
академику стало не по себе. Он не знал, кто эта женщина, но на миг у него
возникло ощущение, будто он снова в школе перед пустой доской пытается
вспомнить условие задачи. Воспоминание было настолько ярким, что ему
показалось, будто в зале запахло теплым деревом и меловой пылью. Окончание
фразы повисло в воздухе и осталось плавать, как дымка...
"Твои слова многозначительны и обкатаны, - думала Екатерина Михайловна.
- Они звучат слишком уверенно и буднично. А тебе положено знать, что людям
нельзя обещать так много, иначе они совсем перестанут верить обещаниям".
Академик быстро справился с минутной растерянностью. Он слегка
поклонился присутствующим и сделал жест рукой в сторону сигома, приглашая
людей задавать вопросы Продолжателю. В зале началось движение, вынырнула
чья-то лохматая рыжая голова и стала кругами приближаться к сигому...
Екатерина Михайловна уверенно сказала: "Разрешите!" - и люди
расступились. Она оказалась перед Продолжателем. Теперь она могла лучше
рассмотреть его и убедиться, что он действительно нисколько не похож на
Борю, и выражение его лица с крупными правильными чертами меняется так
быстро, что кажется, будто весь его облик струится, как марево.
"И это существо могло само по себе воссоздать Борины стихи, а в них -
тончайшие нюансы человеческой сущности? - с нарастающим возмущенным
недоверием думала она, радуясь тому, что уже созрел замысел, как проверить
слова академика, как выявить обман и показать его присутствующим. - Отними
у человека боль и смерть - и он перестанет быть человеком. Он уже не будет
так остро воспринимать жизнь - радоваться синему небу в просветах дождевых
облаков, улыбке ребенка, глотку ключевой воды, близости любимого
существа... Есть стороны человеческой личности, куда не дозволено
вторгаться со всякими фокусами, даже если они называются научными..."
Она была уверена в полнейшей беспристрастности своих размышлений и
своего замысла и ни за что не признала бы, что в них содержится хотя бы
элемент торжества. Она считала, что ее замысел призван выявить истину, -
только и всего. Он был прост и надежен - этот замысел. В нем слились
материнская любовь и боль с прозорливостью, учительская назидательность с
холодной логикой исследователя. И еще... Она ни за что не призналась бы