"Игорь Росоховатский. Снять скафандр (Авт.сб. "Утраченное звено")" - читать интересную книгу автора

поле.
Отброшенные от космокатера, аборигены однако не разбежались, а снова
бросились на штурм. Одни пытались достать корабль палками, другие бросали
в него камни.
Из динамиков внешней связи слышался все тот же сплошной рев:
"Давайцуркипалкийажмидуракагаей..." Я понимал, что это может продолжаться
достаточно долго...
Как говорил наш командир, "высшее умение - выбрать момент риска". Я
открыл аварийный люк и выскочил из катера.
Аборигены несколько растерялись, отпрянули. Я показал жестами, что
пришел с миром. Представьте мою радость, когда они словно бы поняли мои
знаки, окружили меня, стали ощупывать скафандр, дергали, гладили, тыкали в
него палками. Некоторые влезали друг на друга, чтобы достать до шлема и
попытаться снять его. Их лица до того напоминали человеческие, только
искаженные беспрерывными кривляньями, что становилось жутко.
Особенно неистовствовал один из них - худенький, щуплый, собранный
словно из одних пружинок. В одной руке он держал длинную палку, в другой -
короткую. Он поддевал длинной короткую и подбрасывал ввысь, задиристо и
заговорщицки глядя на меня, будто это манипулирование палками могло иметь
какой-то особый, понятный мне смысл. Затем он стал предлагать мне то
длинную, то короткую палку. Он явно хотел, чтобы я повторил его действия с
ними. Более того, он держался так уверенно, будто нисколько не сомневался,
что я пойму, зачем это нужно, и немедленно начну ему подражать.
Видя, что я слабо реагирую на его предложения, он забежал сзади, с
необычайным проворством ухитрился влезть мне на плечи и стал заглядывать в
лицо, одной рукой держась за мой шлем, а второй беспрерывно размахивая
палкой и что-то выкрикивая. Звуков я не слышал, так как аборигены успели
сломать антенну на шлеме. Я видел очень близко его лицо и ярко-красными
щеками, маленьким носом-пуговкой и белесыми бровями. Мне чудилось, что
когда-то я уже видел это лицо неоднократно, что оно мне давно знакомо.
В конце концов ему надоело жестикулировать, он бросил палку и начал
елозить рукой по скафандру, отыскивая защелку шлема. Найдя ее, попытался
открыть. Я перехватил его руку в кисти, сильно сжал. Его лицо искривилось
от боли, но защелку он не отпустил. Так мы продолжали бороться, и при этом
он все время что-то выкрикивал. Конечно, я мог бы легко сбросить его с
плеч, разбросать остальных и вернуться в корабль. Но об этом стыдно было
даже думать. Мне, космолингвисту, отказаться от контакта? Да как же после
этого я сохраню самоуважение?
И я решился на риск. Сам открыл защелку, отбросил шлем за спину. И
сразу же услышал:
- Давай цуркипалкиа? Нехочешь? А вочтохочешь?
Я оторопел. Ведь это несомненно были фразы на родном языке, хоть я и не
знал, что такое "цурки-палки".
Вдруг лицо аборигена жалобно искривилось, и он произнес с укоризной:
- Почему ты так долго не приходил?
Он прижался ко мне, заглядывая в лицо, я почувствовал его теплое
дыхание. Но теперь я не опасался микробов, которые были в выдыхаемом им
воздухе. Наконец-то я узнал его и вспомнил, где видел раньше. На
пожелтевших фотокарточках в нашем семейном альбоме, на портрете, висевшем
в моей комнате. И только диву давался, как не узнал его раньше. Ведь это