"Валерий Рощин, Константин Щипачев. Воздушная зачистка " - читать интересную книгу автора

Из-за участившихся потерь экипажей во время захода на посадку,
командование части разработало "безопасные" зоны снижения после выполнения
полетных заданий. Отныне вертолеты занимали в этих зонах предельно малую
высоту и подходили к взлетно-посадочной полосе для выполнения посадки.
Какой-то срок данный метод исправно работал, но... "духи" тоже
корректировали тактику и приспосабливались к менявшимся условиям.
Благодаря новой схеме заходов на посадку, "Стингеры" настигали наши
экипажи гораздо реже, зато участились случаи обстрелов вертолетов из мощного
стрелкового оружия. Едва ли не каждый третий привозил пробоины от пуль, а
иногда дело заканчивалось и вынужденными посадками.
Инженер Максимыч в таких случаях молча обходил израненную машину, качал
головой и ворчал:
- Пятнадцать дырок... Это еще терпимо. Слава богу, добрый душман вам
попался. Или косоглазый...
Вот и получалось: большая высота спасала от стрелкового оружия, малая -
от ракет "земля-воздух". Приходилось лавировать и выбирать наименьшее зло.

Казалось бы, предельно-малая высота, три-пять метров над землей - что в
том такого? Научился и летай себе спокойно. Но не все так просто, как
кажется.
Во-первых, подстилающая поверхность отнюдь не всегда ровная, как стол
или соляное озеро. Встречаются на пути и барханы, и горы, и искусственные
препятствия. Все это нужно отслеживать и своевременно менять траекторию
полета, плавно огибая неровности и сохраняя, таким образом, постоянную
истинную высоту.
Во-вторых, полеты чаще всего выполнялись на максимальной скорости - под
триста километров в час. И уследить за складками однотонной желтоватой почвы
на такой скорости крайне сложно.
В-третьих, в полете экипаж обязан следить не только за высотой. Глазом
не успеешь моргнуть, как из какой-нибудь неприметной кочки полоснут очередью
из ДШК или пустят вслед ракетой. Потому и приходилось обоим пилотам вращать
головами на все триста шестьдесят, лишь вполглаза посматривая на приборы.
И, наконец, в-четвертых, в первое время подобные полеты всегда
сопровождаются страхом. Особенно в период реальных боевых действий, когда и
впрямь из-за любого валуна или из промоины противник способен долбануть в
бочину. То есть срабатывает известная истина: чем бесстрашнее человек, тем
меньшую лужу в момент опасности он под собой сделает. На счет лужи, конечно,
преувеличено, но мысль бесспорна: боятся все, включая безголовых дураков.
Даже те летчики, штурманы и бортовые техники, что прибывали в Афган
впервые, были наслышаны о войне и хорошо представляли опасность здешних
полетов. Однако реальность превзошла все ожидания. Многие из нас читали или
слышали про животный страх, наивно полагая, будто название произошло от
слова "животное". Но это оказалось не так.
Первые недели войны все шло нормально, он (страх) был обычным, сугубо
"мирным", как при каких-то чрезвычайных ситуациях в Союзе. Зато после
обстрелов аэродрома, участия в опасных боевых вылетах и особенно после
гибели товарищей, случавшейся прямо на наших глазах, страх становился
животным. Он становился таким, потому что возникал в животе, и даже причинял
внутренним органам определенную боль. В той или иной форме он возникал у
большинства выполнявших сложные боевые задачи, но никто никогда не говорил