"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

когда я попытаюсь ее обмануть - в этом я не сомневался. Одно из следствий
подобных фантазий уцелело аж до первого класса - зная, что другого выхода
все равно нет, я научился быть честным.
И выдающимся. О моей болезненной старшей сестре-толстушке Ханне мама
выражалась примерно так (естественно, только в присутствии Ханны - маме в
честности не откажешь):
- Ребенок-таки не гений, но мы и не ждем от нее невозможного. Дай ей
Бог здоровья, она старается в меру способностей, и у нее хорошо получается.
Про меня же, которому она оставила в наследство свой длинный египетский
нос и болтливый рот, про меня мама говорила с характерной сдержанностью:
Этот бандит?! Он-таки ни одной книжки не открывал - а по всем предметам
сплошные пятерки. Альберт Эйнштейн Второй!
Как все это сносил мой папа? Он пил. Конечно, не виски, как
какой-нибудь гой, а минеральную воду и раствор магнезии. А также
килограммами поглощал сухофрукты, жевал таблетки и принимал пилюли два раза
в день. Папа страдал - и как страдал! - запорами. Мамина вездесущность и
папины запоры; мама, влетающая в окно спальни, и папа, читающий вечернюю
газету со свечой в заднице - вот мои самые ранние впечатления о родителях,
об их атрибутах и тайнах. Папа заваривал в кастрюльке высушенные листья
сенны, и этим, наряду со свечой, медленно тающей в его заднице, папин
колдовский промысел и ограничивался. Он заваривал эти испещренные прожилками
зеленые листья, перемешивал ложкой зловонное варево, тщательно его
процеживал и затем проглатывал с гримасой боли и изможденности на лице.
Потом молча склонялся над столом, подозрительно глядя на пустой стаяли -
словно прислушивался к отдаленному грому - в ожидании чуда... Когда я был
совсем маленьким, я иногда садился на кухне и ждал вместе с ним. Но чуда так
ни разу и не случилось - во всяком случае, такого чуда, о котором ми
молились и о котором мечтали - вроде избавления от чумы или изменения
приговора. Помню, когда по радио объявили о взрыве первой атомной бомбы,
папа подумал вслух:
- Может, хоть это меня излечит.
Но все усилия, все промывания желудка были тщетны: кишики этого
человека оказались зажатыми в стальной кулак оскорбленного достоинства и
несбывшихся надежд. Вдобавок ко всем отцовским несчастьям, я оказался
фаворитом его супруги.
А отец, как бы усложняя себе жизнь, очень любил меня. Он, как и мать,
видел во мне шанс для всей семьи стать "не хуже других", добиться почета и
уважения. Правда, когда я был еще маленьким, папа мерил мое светлое будущее
преимущественно деньгами.
- Не будь таким дураком, как твой отец, - шутил он, пристроив меня на
своих коленях. - Не женись на красивой, не женись по любви - женись на
богатой.
Нет-нет, он не жаловался на судьбу и не хотел видеть меня дармоедом.
Отец работал как вол - и все ради будущего, на которое не очень-то
рассчитывал. Никто еще не воздал отцу сполна за его заботу - ни мама, ни я,
ни даже моя любимая сестра, мужа которой папа до сих пор считает коммунистом
(хотя тот сейчас является совладельцем процветающей компании по производству
прохладительных напитков и имеет свой дом в Уэст-Орандж). Я уж не говорю об
этой протестантской компании (или "институте", как они предпочитают себя
называть) с многомиллионными капиталами, которая эксплуатировала отца на