"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

полную катушку. "Самый Благотворительный Финансовый Институт Америки" -
провозгласил мой папа, когда впервые взял меня с собой на работу - крохотный
квадратный закуток с письменным столом и стулом, затерянный в огромном офисе
"Бостон энд Нортистерн Лайф". Да, сыну о Компании он говорил с гордостью. И
на публике ни разу не отозвался о ней непочтительно, - в конце концов,
Компания платила ему жалованье во времена Депрессии, выделила кабинет с
табличкой, на которой под изображением ландыша - эмблемы Компании (и с
большой натяжкой - папиной, ха-ха) - типографским шрифтом было выведено его
имя. А по весне, когда благотворительность расцветала буйным цветом, они
ежегодно оплачивали ему и маме поездку на уик-энд в Атлантик-Сити (вместе с
другими страховыми агентами из штатов восточного побережья, которые
перевыполнили свои ЕППС - ежегодные планы продажи страховок), где в
каком-нибудь причудливом гойском отеле мои родители шарахались от портье,
официантов, коридорных, не говоря уже об озадаченных постояльцах-богачах.
Кроме всего прочего, папа страстно верил в ценность того, что
продавал - хотя это занятие было лишь очередным источником мук и страданий.
Когда после обеда он натягивал пальто и нахлобучивал шляпу, чтобы вновь
отправиться на службу - он делал это не только ради спасения собственной
души, - нет! Он спасал также души тех сукиных детей, у которых истекал срок
страховки, и которые, таким образом, подвергали свои семьи опасности, "в
случае дождя"- "Алекс, -объяснял мне папа, у человека должен быть зонт на
случай дождя. Ты не можешь оставлять жену и детей под дождем без зонта!" И
хотя для меня, шестилетнего, этот аргумент был в высшей степени
убедительным, - на юнцов-поляков, горячих ирландцев и неграмотных негров,
населявших бедняцкие кварталы, в которых папа по поручению Самого
Благотворительного Финансового Института Америки продавал страховки, - на
эту публику папины речи о дождливом дне не всегда производили впечатление.
Обитатели трущоб смеялись над отцом. Они не желали его слушать. Папа
стучался к ним, а из-за дверей доносилось: "Пошел вон! Никого нет дома!" Они
науськивали своих собак на папин настырный еврейский зад. И несмотря на это
отец ухитрялся из года в год получать от Компании столько почетных значков,
пергаментных свитков и медалей, которыми отмечались его достижения по
продаже страховок, что призов этих хватило на всю стену нашего коридора,
заставленного картонками с пасхальной посудой и зачехленными на лето в
вощеную бумагу "восточными" коврами. Раз уж папа умел выжимать кровь из
камня, то почему бы и компании не вознаградить его каким-нибудь чудом?
Почему бы "Президенту" "штаб-квартиры" не прознать про папины достижения, и
не превратить его в один вечер из агента с годовым жалованьем в пять тысяч
долларов в окружного управляющего с окладом в пятнадцать тысяч? Но отца
держали на прежнем месте. Конечно., - кто же еще добьется столь впечатляющих
результатов на такой нищей ниве? Кроме того, за всю историю "Бостон энд
Нортистерн" в компании не было ни одного управляющего-еврея (Не Совсем
Нашего Круга, Дорогая, - как говаривали они на "Дне Ландыша"), а мой отец со
своими восемью классами образования не совсем годился в Джеки Робинсоны от
страхового бизнеса.
В нашем коридоре висела фотография Н. Эверетта Линдбэри, президента
"Бостон энд Нортистерн". Этим снимком в рамочке папу наградили, когда он
продал страховок на миллион долларов, - а может, и на десять миллионов.
"Мистер Линдбэри", "штаб-квартира"... В папиных устах эти слова звучали как
"Рузвельт" и "Белый дом", и в то же время... о, как он их всех ненавидел, в