"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

возлюбленного Христа! Я уверяю тебя Алекс, ты за всю жизнь не отыщешь
второго такого же собрания омерзительной чепухи, каковым является
христианская религия. И именно в эту чепуху веруют все эти так называемые
"шишки". Уж поверь мне.
К сожалению, на домашней передовой презрение к могущественному
противнику постепенно вытеснялось оборонительной стратегией, ибо с течением
времени врагом отца все в большей степени становился его собственный сын. И
в самом деле - в тот продолжительный период гнева, который по-иному
назывался моей юностью, более всего меня пугало в отце не то, что он в любой
момент мог обрушить на меня свою ярость - нет! Скорее я опасался того, как
бы не сбылись проклятия, которые я мысленно обрушивал на него всякий раз,
когда наша семья собиралась за ужином. Как я хотел послать его к черту,
когда он ел прямо из общего блюда, залезая в него своей вилкой, или когда
громко прихлебывал, обжигаясь, суп - вместо того, чтобы подождать, пока тот
остынет; каких только бед я не накликал на отца, когда он осмеливался, не
дай Бог, высказать свое мнение по какому-либо поводу... Что меня пугало
больше всего, так это осуществимость моих смертоносных желаний. Если бы я
попытался претворить их в жизнь, то, вполне возможно, преуспел бы в этом.
Вполне возможно, что он сам бы помог мне! Если бы я осмелился перегнуться
через стол, нацелясь пальцами в отцовский кадык, то папа незамедлительно
свалился бы под стол с высунутым языком. Кричать-то он кричал, и пререкаться
из-за пустяков был мастер. А уж ворчать, ворчать-то умел!.. Но защищать
себя? От собственного сына!
- Алекс, не смей пререкаться с отцом! - предупреждает меня мама, когда
я выскакиваю из рычащей кухни и, разражаясь воплями, достойными Аттилы, бегу
в свою комнату, не доев ужин. - Если ты не прекратишь вести себя подобным
образом, то доведешь отца до инфаркта!
- И замечательно! - ору я в ответ, захлопывая дверь в свою комнату
перед самым ее носом. - Отлично! - воплю я, доставая из шкафа нейлоновую
куртку, которую всегда ношу только с поднятым воротником (что бесит мою маму
не меньше, чем сама эта отвратительная куртка). - Великолепно! - кричу я, и
со слезами на глазах выбегаю из дома, чтобы выместить злобу на кеглях в
заведении на углу.
Господи, если бы только мой отец был мне матерью! А мама - отцом! Увы,
в нашей семейке путаница полов! Кто по справедливости должен наступать,
отступая - и кто должен отступать, наступая?! Кто должен распекать, а не
падать духом от беспомощности, размякая благородным сердцем? И кто должен
падать духом вместо того чтобы распекать, поправлять, критиковать, корить и
хулить без конца? Заполнять патриархальный вакуум?! Слава Богу! Слава Богу,
что у него хотя бы есть член и яйца! При всей уязвимости его мужского начала
перед лицом гойского мира красноречивых блондинов, мужским инструментом мой
папа (дай ему Бог здоровья) был укомплектован по высшему разряду: два
здоровых яйца, которыми гордился бы любой король, и шланг невообразимой
длины и толщины. И все это было настоящим. В этом я абсолютно уверен. Они
свисали между его ног, они были частью его тела, их нельзя было отделить от
него!

Конечно, в домашней обстановке я гораздо чаще имел счастье лицезреть
мамины прелести, нежели отцову гордость. А однажды я даже видел мамину
менструальную кровь... Видел, как матово поблескивает на линолеуме возле