"Филип Рот. Болезнь Портного " - читать интересную книгу автора

кухонной мойки две алые капли. Всего две капли. И было это более четверти
века тому назад. Но те две капли по прежнему сверкают на иконе, изображающей
мою маму. Икона эта висит в моем Музее Обид и Огорчений (рядом с пакетом
гигиенических салфеток и парой нейлоновых чулок, о которых я расскажу чуть
попозже). Еще на той иконе бесконечная кровавая капель. Кровь капает с
сушильной доски в кастрюлю. Это мама сцеживает кровь из куска мяса, чтобы
продукт очистился от скверны. Может, я что-то и путаю - пожалуй, я уже
начинаю походить на Атреева отпрыска со своим смакованием крови, - но я
отчетливо вижу маму стоящей возле раковины. Она натирает кусок мяса солью, и
вдруг у нее начинаются "женские проблемы". Закричав, мама пулей вылетает из
кухни и мчится в спальню. Мне тогда было лет пять, но те две капли крови
стоят перед моим мысленным взором до сих пор... Как и пакет гигиенических
салфеток... Как чулки, которые медленно натягивает мама... Как - надо ли об
этом даже говорить? - как хлебный нож, с помощью которого мне пустят кровь,
если я не съем свой ужин. О этот нож! Этот нож! Что меня поражает больше
всего - моя мама отнюдь не считает применение хлебного ножа постыдным
поступком, и даже не пытается скрыть это. Я лежу в своей кровати и слышу,
как мама жалуется подругам, пришедшим к нам в гости на партию макао:
- Мой Алекс стал так плохо кушать, что мне приходится стоять над ним с
ножом.
И ни одна из маминых подруг не находит подобную тактику перехлестом.
Мне приходится стоять над ним с ножом! И ни одна из этих женщин не встает
из-за стола и не покидает тотчас дом, в котором такое творится! Потому что в
их мире стоять с ножом над плохо кушающими детьми - обычное дело!
Спустя несколько лет мама в один прекрасный день кричит из ванной:
- Беги в аптеку! Купи гигиенические пакеты! Немедленно!
Какая паника в ее голосе! Как я бежал! Потом я мчусь домой и, переводя
дыхание, протягиваю пакет бледным пальцам, показавшимся в узкой щели
приоткрытой двери... Хотя мамины менструальные проблемы пришлось в конце
концов решать хирургическим путем, я, тем не менее, не могу простить ей того
эпизода. По мне, лучше бы она истекла кровью в ванной, но удержалась от
того, чтобы посылать одиннадцатилетнего парня за гигиеническими салфетками.
Где была моя сестра, скажите на милость? Почему, в конце концов, мама не
удосужилась иметь под рукой запасной гигиенический пакет - на всякий
пожарный случай?! Почему эта женщина была столь бесчувственна к ранимой
психике собственного маленького сына - бесчувственна, с одной стороны, к
проявлениям моего стыда, а с другой стороны, столь созвучна моим самым
сокровенным желаниям?
...Я еще такой маленький, что вряд ли соображаю, к какому полу
принадлежу. Во всяком случае, так принято считать. Время близится к полудню.
Весна. Мне четыре года. В маленьком палисаднике перед нашим домом появились
первые багряные бутоны. В открытые окна врывается благоухающий весенний
ветерок. Воздух в комнатах напоен нежным ароматом и наэлектризован маминой
бурной деятельностью: она закончила стирку и развесила белье; она испекла на
вечер мраморный торт, истекающий- опять "истекающий"! опять кровь! опять
этот нож! - истекающий шоколадом. Она постирала белье и испекла торт. Она
вымыла полы в ванной и на кухне и застелила их газетами. Она вытерла пыль.
Она, конечно же, все пропылесосила. Она вымыла посуду и (я ей в этом немного
помог) убрала ее в буфет. Все утро мама работала, беззаботно насвистывая
лишенную определенной мелодии песенку - так поет канарейка от избытка