"Филипп Рот. Профессор желания" - читать интересную книгу автора

приехав домой, расспрашиваю родителей о семейной истории и корнях. Но,
поскольку с того времени, как мои бабушка и дедушка эмигрировали в Америку,
прошло более пятидесяти лет, их уже не было на свете, а их дети не проявляли
ни малейшего интереса к нашему европейскому происхождению, я прекращаю
расследование и одновременно расстаюсь с идеей раввинства. Хотя все еще
мечтаю заняться чем-то важным и значительным. Я все еще помню, хотя и
противен сам себе из-за этого, мою "дряхлость" в "Царе Эдипе", злое обаяние
в "Финианской радуге" - всю эту утрированную игру! Чересчур фривольную и
маниакально-показушную. В двадцать лет пора бы прекратить изображать других
и стать Самим Собой, или хотя бы начать изображать себя таким, каким я себя
вижу в будущем.
Я - новый я - оказывается, здравомыслящий, ищущий одиночества, довольно
утонченный молодой человек, увлекающийся европейской литературой и языками.
Мои друзья-актеры потрясены тем, что я оставляю сцену и поселяюсь в
меблированной комнате, где моими друзьями становятся выбранные мной
писатели - "архитекторы моего внутреннего мира". Как сказал один из моих
соперников по сцене, "Дэвид оставил этот мир во имя духовности". Вообще-то
мне свойственно, конечно, все драматизировать, но это прежде всего потому,
что я максималист - молодой максималист - и не знаю иного пути сбросить
кожу, кроме как вонзить скальпель и разодрать себя вдоль и поперек. Или -
или. Только в двадцать лет я разрешаю все противоречия и преодолеваю все
сомнения.
Оставшиеся годы учебы в университете я провожу так, как зимы в моем
детстве, когда отель был закрыт, мели нескончаемые метели, а я сотнями читал
книги в нашей библиотеке. В течение всех этих месяцев "арктической зимы" не
прекращались ремонтно-строительные работы. Я лишу, как звенят цепи на
колесах машин, движущихся по очищенным снегоочистителем дорогам, слышу звук
сбрасываемых на снег с пикапа досок и незатейливые вдохновляющие звуки
молотка и пилы. Я бросаю взгляд поверх наметенного на подоконнике сугроба и
вижу Джорджа и Крошку, которые едут вниз по дороге к крытому бассейну
приводить в порядок кабинки для переодевания. Я машу рукой, Джордж трубит в
горн... Я воображаю, что мы, Кепеши, сейчас три зверя, находящихся в уютной
безопасной зимней спячке - Мама, Папа и Ребенок - надежно укрытые в семейном
Раю.
Зимой нам заменяют гостей их письма, которые громко и не без живости
читает вслух за обеденным столом мой отец. Он умеет преподнести себя в
лучшем свете, в соответствии со своими понятиями. Он считает, что его долг
помочь людям хорошо провести время и, невзирая на их частую невоспитанность,
относиться к ним по-человечески. Тем не менее, в "мертвый сезон" баланс сил
несколько смещается. Теперь постоянные клиенты сбавляют свое высокомерие.
Как говорит моя мама, "каждый баллагула со своей женой (а все эти жены
просто штанк), оставляя запись в регистрационной книге, изображает, что они
Герцог и Герцогиня Виндзорские. "Они начинают вести себя с моим отцом так,
как будто он тоже - ценный представитель человеческого рода, а не постоянная
мишень для выражения их неудовольствия, человек, который должен терпеть их
смехотворные королевские замашки. В разгар снегопадов иногда приходит по
четыре-пять писем с любопытной информацией: у кого-то на Джексон-хайтс
помолвка кто-то переезжает в Майами по состоянию здоровья; кто-то открывает
еще один магазин в Уайт-плейнз... О, как отец любит узнавать обо всем
хорошем и плохом, что происходит с ними. Для него это доказательство того,