"Эразм Роттердамский. О приуготовлении к смерти " - читать интересную книгу автора

добром здравии, короче, о благах всякого рода, коих смерть лишает
одновременно и благочестивых, и безбожников. Мы ценим нечто дорогое, но
отклоняемся от него к более тягостному. "Но то, что удивит тебя, используешь
против воли", - сказал некто мудрый не по-христиански.

Удивляться же следует тому, кто находит успокоение в вещах временных,
преходящих, будто в благах собственных и вечных, хотя удобства эти и
кратковременны, и пользоваться ими нужно не столько равнодушно, сколько с
проявлением благодарности, и кто сколько раз возьмёт, пусть столько же
возвратит. Ведь благами мира сего следует пользоваться как бы вскользь и
мимоходом, не успокаиваясь в них и не наслаждаясь ими, как указывает апостол
коринфянам: "Время уже коротко, так имеющие жён должны быть, как не имеющие;
и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие,
как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся, ибо
преходит образ мира сего". Мы гости в этом мире, а не жители; по постоялым
дворам, а точнее - по шатрам путешествуем, и не на родине живем мы. Вся
жизнь есть не что иное, как путь к смерти, и путь очень короткий, но смерть
есть дверь в жизнь вечную.

У иудеев законом предписано сделку заключать к определённому дню, и,
чтобы сократить время, они понижают цены на товар. Сколь же малоценно для
нас должно быть всё это быстротечное, подверженное случайности, которое,
если даже случай не похитит, то уж обязательно отымет смерть. Прибавь к
этому, что тот, кто бежит по стадиону, видит, какое расстояние осталось за
его спиной, сколько ещё осталось до конечной отметины, знает, на сколько
времени хватит ему полученной награды. Но никто из смертных не знает точно,
будет ли он победителем завтра. Бежим мы, а смерть наступает нам на пятки,
впрочем, мы сами носим её в своём теле. Жизнь мы даром получаем от Господа,
но под тем условием, чтобы в любой момент возратить её обратно. И уж если
придёт старость, которая и придёт-то к немногим, всяк поймёт: что есть век
человеческий, бессмертным Богом установленный, если не кратчайшая дистанция,
в которой мы, хотим - не хотим, беспрестанно спешим - спим ли, или
бодрствуем, веселимся или мучаемся.

Влечёт нас непрестанный ход столетий бурным потоком в море, даже если
нам кажется, что мы покоимся. Следовательно, если мы будем оценивать вещи
земные краткостью времени, то цена их будет ничтожнейшая, ибо не имеют они
даже определённого времени. От того, что считаем жалким, мы легко
отклонимся. Как тот, кто не дома находится, но путешествует, находясь в
палатке или в дороге, не слишком обращает внимание на удобства, ибо в скором
времени оставит то, чему радовался, да и лишения легко переносит, так
помышляя: "Здесь завтракаю, обедать же буду в другом месте". "Что видимо, -
говорит Павел, - то временно; что невидимо - вечно." И это важная часть
христианской философии, которая приуготавливает нас к смерти, дабы мы
учились созерцанию вечного и небесного, временное и земное презрев. Платон
определил философию именно как размышление о смерти. Он же сказал, что
размышлением, приготовлением и как бы упражнением он себя закаляет для
борьбы, чтобы не быть, подобно Тиру, захваченным врагом. Нет ничего
спасительнее этой мысли, поскольку в высказывании философа философов мы
находим самый христианский смысл. И не созерцание математических формул,