"Гюг ле Ру. Норманны в Византии " - читать интересную книгу автора

воинов норманнской дружины, Ирина вместе с Никифором сидела в столовой
своего богатого дворца.
Длинные часы обеда были для Ирины всегда тяжелой пыткой.
Но с тех пор, как она полюбила Дромунда, в ней явились необыкновенная
сила и способность все выдержать.
Смущавшаяся прежде, при полной невинности, от одного подозрительного
взгляда Никифора, Ирина теперь находила наслаждение совершаемого подвига в
том, чтобы, не смущаясь, смотреть мужу в глаза.
Она с трудом сдерживала радость. Щадя ревность мужа, она по-детски
сожалела, что не могла сделать его поверенным своего счастья.
В этот день она ждала к себе Евдокию и мечтала узнать от нее все
подробности случившегося и услыхать о страстном нетерпении, с которым
норманнский воин должен был ждать блаженной минуты, когда ему можно будет
броситься к ногам возлюбленной, вырвавшей его у смерти.
Охваченная этим чарующим волнением, Ирина рассеянно слушала проекты и
расчеты мужа.
Никифор предполагал, что Хорина думает предложить ему участие в одном
очень крупном деле. Оно заключалось в том, что нужно было взять в свои руки
поставку муки для армии Фоки в Сицилии. Это предприятие было такое
нагло-мошенническое, что даже сам евнух Хорина не решился открыто вести его
и рассчитывал на Никифора, как на подставное лицо.
Успех такого замысла разом мог удвоить состояние банкира. Обольщенный
такой заманчивой перспективой, Никифор был даже любезен и ласков.
Заметив, что Ирина намеревается уйти, он загородил ей дорогу и сказал:
- Что ты так спешишь меня покинуть сегодня? Ирина рискнула сказать
неправду и отвечала:
- Мне нужно сегодня выехать.
- Куда же ты собралась?
- В Каниклионский монастырь.
- Чтоб исповедоваться?
Покраснев от сознания греха, растущего в ее душе, Ирина едва
проговорила:
- Я хочу навестить царевну Агату, которая не может утешиться в своем
несчастии.
- Вот как! - вскричал он. - Я не считал тебя такой безрассудной. Хорошо
же проводишь ты свое свободное время, тратя его на выражения соболезнования
царевне! Что нам за дело до отчаяния этой девчонки. Она же предпочитает
императорски пурпур грубой власянице! Сладость царской кухни - постному,
монастырскому кушанью! Вот - вполне достойный предмет для нежностей! Не
очень умно было бы с нашей стороны, из-за сочувствия к такой дурочке, лишить
себя милостей самодержца и ласки Теофано. В ком же твой муж найдет себе
защиту от зависти общества к успехам его в делах? У монахини Агаты или у
царствующей базилиссы? Я хочу, чтобы тебя чаще видели не в Каниклионе, а во
дворце, в свите юной императрицы, с обращенным на нее взором, с готовой для
нее похвалой на устах. Бесцельно терять время с теми, кто плачет! И я не из
числа тех, которые допустят похоронить себя под обломками.
Несмотря на то, что такие слова не были новостью в устах Никифора,
Ирина все-таки вслушивалась в них с чувством полного ужаса. И если бы в ее
сердце любовь оставила место каким-нибудь угрызениям совести, то она тотчас
бы умолкла. Но решимость молодой женщины не нуждалась в поддержке; она сухо