"Жюль Руа. Штурман (Перевод с французского В. Козовово) [D]" - читать интересную книгу автора

разочарование, и злость на себя, и отчаяние, которое схватило его за руку,
словно невидимый спутник. Все в нем точно окаменело.
' Спасибо (англ.).
III

Ни в этот вечер, ни на следующее утро штурман не появился в столовой,
но никто этого не заметил. Он пришел к самому концу второго завтрака, сел
за пустой столик, наспех поел и, возвратившись в комнату, снова растянулся
на постели.
Около пяти часов заревели громкоговорители. Вызывали экипажи, а через
некоторое время постучали и к нему.
- Что это?
Рассыльный протянул ему листок бумаги: "Сегодня ночью лейтенанту Рипо
приказывается принять участие в боевой операции в составе экипажа капитана
Ромера". На приказе стояла печать штаба эскадры.
- Отнесите это тому, кто вас прислал, - сказал штурман. - Я болен.
- Нужно расписаться, господин лейтенант. Он написал на полях: "Я
болен" - и расписался. Рассыльный ушел. Ромер считался плохим пилотом. .Он
уже несколько раз попадал в ситуации, которые могли кончиться катастрофой,
так что каждое его возвращение было настоящим чудом. Чтобы благополучно
вернуться, недостаточно было просто полагаться на свою удачу: необходимо еще
большое мастерство и летный навык, почти ставший инстинктом. В тех,
например, случаях, когда бомбы не могли накрыть цель или сбросить их не
позволяла какаянибудь неполадка в механизме, инструкция запрещала
разворачиваться непосредственно над объектом, как это можно было бы сделать
гденибудь над полями в Англии. Так как траектории самолетов пересекались,
то прежде всего нужно было избежать столкновения, суметь различить темные
громадины, проплывающие над пожарищем. нужно было ускользнуть от слетавшихся
на добычу истребителей и потом опять нырнуть в клокочущий и ревущий поток
снарядов, чтобы под огнем сотен зениток снова точно зайти на цель и
сбросить бомбы. Один этот маневр, во время которого летчики сыпали
чудовищными проклятиями, был сущим кошмаром и требовал от всего экипажа, и
в первую очередь от пилота, огромной выдержки и четкости. Но лицо пилота
Ромера, казалось, было отмечено печатью обреченности. По натуре он был
молчалив, и летчики его экипажа говорили, что он не обращает внимания на
предупреждения стрелков, сообщающих об опасной близости какогонибудь
самолета. Словно ничего не слышит.
- Ромер... - проворчал штурман. - Почему бы просто не написать:
"Сегодня ночью лейтенанту Рипо приказывается свернуть себе шею"?
Была уже ночь, когда в комнату переваливаясь вошел толстяк - врач
авиабазы.
- Ну, - сказал он своим обычным добродушным тоном, - что у нас не
клеится? Штурман сел на койке.
- Все, - сказал он. - Я на ногах не держусь.
- Почему ты не пришел ко мне?
- Не мог решиться. Сразу вдруг навалилось.
- Ты знаешь порядок. Должен был меня предупредить.
- Я надеялся, что пройдет, - устало проговорил штурман. - Я не ожидал,
что сегодня мне предложат лететь.
- С Ромером? - В глазах у врача блеснула хитрая искорка.