"Жюль Руа. Штурман (Перевод с французского В. Козовово) [D]" - читать интересную книгу автора

чемунибудь на этой земле, где все от меня ускользает, вернуться к самой
обычной человеческой жизни, к самому заурядному существованию, хотя
надежды на это у меня почти не осталось".
В угасающем свете дня он смотрел на лицо молодой женщины - Розики,
ибо так ее звали. Ее красота была красотой юности, ни с чем не сравнимой
хрупкой прелестью цветка. Через десять лет ее кожа утратит нежность, плечи
станут костлявыми, а глаза потеряют свой блеск. Но ведь штурман больше не
собирался строить какието расчеты на будущее. Кто осмелился бы здесь
говорить о будущем? Ему достаточно молодости, которую он видел перед собой
сейчас. Он не просил большего и не чувствовал никаких угрызений совести по
отношению к мужу, которого не знал. Да и муж тоже, наверное, не церемонился
бы, если б ему представилась возможность изменить жене; к тому же штурман
как бы брал реванш у этих благовоспитанных чиновников, которые наставляют
летчиков, как уберечься от противовоздушной обороны, но сами и не подумают
сунуться в бой. Все было бессмысленно и запутанно. Штурман хорошо понимал,
что допускает ошибку, оставаясь здесь так долго. Как сделать, чтобы женщина
пригласила его еще раз? Кто поверит, что между ними просто дружеские
отношения? Когда мужчина бывает в доме, где живет одинокая женщина, все
понимают, что это не для того, чтобы читать вместе молитвы. Соседи начнут
болтать, и intelligenceofficer быстро узнает, что у его жены любовник.
Штурман отодвинул чашку, отказываясь от всех своих планов. "Не будем
упорствовать, - сказал он себе. - Рассчитывать не на что. Вернемся в
лагерь", Он поднялся.
- Вы уходите?
- Я и так засиделся, - сказал он. - Злоупотребил вашей любезностью. Я
хотел нанести вам визит... Он подыскивал слово, которое не обидело бы ее.
- Вежливости?
- Скорее дружеский, и в знак признательности за ваш прием в тот вечер.
- Мне очень жаль, что вы уже уходите.
- Ничего не поделаешь. Так, пожалуй, лучше. Внезапно беспредельная
грусть овладела им. "Слова, - подумал он, - они только обманывают и ранят
пас..." Глупая бесполезная грусть, и он сам виноват, ведь он не сделал
ничего, чтобы завоевать эту женщину. Чего он хотел - чтобы она загородила
ему дорогу, упала к его ногам? Будь он чуточку терпеливей, он выиграл бы
время, а выиграй он время, все было бы в порядке. Прежде всего нужно
стараться дожить до мира, не дать себя убить накануне. В любви тоже ничто
не потеряно окончательно, раз можно снова увидеться. Но его охватило вдруг
бесконечное равнодушие к самому себе. К своей жизни, к своему счастью.
Сегодня вечером он примет снотворное и пораньше ляжет в постель, чтобы
забыть об этом приключении, о самолетах, которые сотрясают небесные своды,
о новых вылетах с незнакомым экипажем, о ночах, наполненных гудением
эскадрилий, вылетающих и возвращающихся, о жизни в изгнании, о пустых спорах
с товарищами в баре, о новостях, услышанных по радио, о дурном настроении
командира базы и о первых холодах, предвестниках наступающей зимы. Пока
война не кончена, лучше никуда больше не выходить с базы и не искать ни
женского тепла, ни тепла домашнего очага.
- Надеюсь, до свидания, - сказала женщина на .пороге.
- До свидания, Розика. Thank you '. У решетки он обернулся и помахал
рукой. "Thank you", - повторял про себя штурман, удаляясь от дома. В эту
единственную за весь разговор английскую фразу он вложил и свое