"Александр Рубан. Сон войны (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

- А не собьешься?
Танечка отстучала: "тап-тап, па-па-па, тап", - по свернутому в головах
матрасу и посмотрела на Симу:
- Правильно?
- Валяй, Танюха! - Сима выставил флягу на середину купе. - Только без
торопливости, с расстановкой!
Честно говоря, я не верил, что что-то получится. Делал вид, что верю, и
вместе со всеми напряженно ждал, когда затихло последнее "дум-м-м" по
металлическому боку фляги.
Тем не менее, секунд через десять изнутри раздался несомненный звук
льющейся воды. Танечка захлопала в ладоши, а Сима поспешно отвинтил
крышку. Из фляги фукнуло сжатым воздухом, звук усилился. Через
какую-нибудь минуту или полторы она была полной, и даже немного пролилось
на пол.
- Мелкий объем, - пояснил Сима. - Крупные легче рассчитывать, так что
по мелочам просили не отвлекать.
- Учтем, - кивнул Олег. - Объем должен быть большим и закрытым...
- Литров с пяти - точно будет, - уточнил Сима.
- Учтем, - повторил Олег. - Процедура довольно простая.
Уснул я под удаляющиеся в обе стороны состава стуки по емкостям и под
Симино поскребывание наверху.
...Мне снилось, как я в первый раз отшлепал Тимку. Мы с Марой жили
тогда в малосемейке (крохотная комната без балкона, кухня полтора на
полтора и "удобства": умывальник, душ и унитаз в узком отсеке), Тимке не
было еще и года, а наш медовый месяц, лишь однажды прерванный на время
родов, тянулся третий год. Ежевечерне, с трудом дождавшись, когда Тимка
насосется и уснет, Мара укладывала его в кроватку, а я был уже готов и
отбрасывал одеяло... И вот однажды, сыто отвалившись друг от дружки, мы
увидели, что Тимка не спит. Лежит себе на животике, повернув к нам
хитро-понимающую мордашку, и, в подражание папе, весело дрыгает попкой. И
явно ждет, чтобы его похвалили за сообразительность. А папа осатанел -
вместо того, чтобы посмеяться или продолжить игру... Мара тоже осатанела.
Она молча отшвырнула меня от кроватки, ухватила Тимку в охапку и стала
целовать отшлепанные мною нежные ягодички. Когда Тимка наревелся и уснул у
нее на плече, она стала вышагивать с ним на руках по комнате и
выговаривать мне (злым, впервые за три года не родным, шепотом), обзывая
меня извергом, обалдуем и сексуально невежественным уродом... Я сидел,
упрятав голову в колени, и понимал, что это последний вечер нашего
медового месяца. И это, действительно, был последний вечер нашего медового
месяца, потому что спрятаться от Тимки было некуда, мы были очень
осторожны и прислушивались, а чаще просто поворачивались спиной друг к
дружке и засыпали. Потом, через несколько лет, когда мы получили квартиру,
прятаться было уже не нужно - но и того нетерпения уже не было, а привычка
прислушиваться осталась. И - Господи! - сколько раз я видел во сне этот
последний вечер медового месяца, и во сне пытался что-то изменить, но
однажды сделанная глупость, увы, непоправима.
Вот и теперь: я опять не успел удержать свою осатанелую карающую длань
- обидно, больно, с оттяжкой шлепнул по Тимкиным ягодичкам, и Мара,
вышагивая с Тимкой на руках по тесному купе, стала выговаривать мне
Симиным басом, срывающимся на Танечкин шепот...