"Лев Рубинштейн. Альпинист в седле с пистолетом в кармане " - читать интересную книгу автора

спасительная мысль: его убило, но я-то цел. Эта мысль - спасительная загадка
психологии. Она не формулировалась так прямо, но радость остаться живым
ощущалась на примере несчастья другого. Об этом я слышал много раз и от
различных военных людей. Забегая вперед скажу, что я из альпинистов,
воевавших на переднем крае, остался в бригаде последним. Мне везло. Только
два раза я был ранен и к концу думал о том, что продолжись война еще
немного,- и статистика добила бы и меня. Скажу еще, что гибель Вани, Сени и
Игоря не поддавалась этой спасительной мысли. Скорее, была мысль о том, что
если погибли такие замечательные люди, любимые друзья, выдающиеся
спортсмены, то и мне туда скорая дорога. Очевидно, выхода нет. Я еще тогда
не научился пускать в себя спасительные мысли, что умеют настоящие военные.
В этом смысле я оставался штатским интеллигентом и очень страдал. Я не
стремился выяснить истину. Я страдал ... И подавлялся окружающим до
состояния полусонного доходяги. Это не проходило, не прошло до сих пор и не
пройдет до конца. Смерть - это не просто.
Продолжаются обстрелы, контратаки, опять пришли наши несчастные,
мизерные танки.
Сереге Калинкину осколок перебивает голень. Серегу увозят в медсанбат.
Бой продолжается. Серьезное ранение в грудь получает Абрам Бердичевский. Его
сразу везут в тыл. Состояние тяжелое, и двух месяцев еще не воюем, а семерых
уже нет, остаемся впятером - Толя, Федя, Карп, я и Буданов.
Сентябрь наступил. Отступление продолжалось.
Опять беспорядочные наши контратаки, опять неразбериха. Осколок мины
вырывает бок у Анатолия. Его увозят в тыл. Буданов переходит в интенданты на
передовой, из двенадцати остаемся втроем - Федя, Карп и я.
Пошла зима. Воевать везде плохо, но на Волховском вдвойне, втройне,
впятерне и более плохо. Немцы заняли высотки, а нам сидеть в болоте. Нас
часто спрашивали - почему вы не заняли высотки? Чтобы занять высотки,
пришлось бы отступить от линии фронта, а нам этого "никто" не позволит.
Отдавать нашу священную землю врагу нельзя.
Немцы, подходя к нашим позициям, отходили до удобных высоток, а
начальство нас заставляло подойти к ним, докладывая, что отвоевали куски
земли.
Был такой приказ № 227 - ни шагу назад назывался - его издали в 1942 г.
Были и другие страшные приказы о штрафбатах, о смертной казни через
повешение, объявлявшие всех попавших в плен предателями (не сдавшихся, а
попавших), но не было приказа о том, чтобы не посылать зря на смерть солдат
и офицеров. И нас посылали брать какую-то вшивую высотку, теряя целые взводы
и роты. Безответственность поразительная. Если командир оставил ломаную
пушку - расстрел, а если погубил роту - ничего.
На Волхове в болотах и рядом с ними земля - торф. Окопа сделать нельзя,
вода заливает их весной и осенью. Мы делали валики - брустверы из торфа - и
за ними сидели. Плохо было на этих участках Волховского фронта. Даже вне
болот окопы были мелкими и землянки малыми. Зимой и сыро, и холодно в них,
даже в большие морозы на полу была вода. И в валенках нельзя, и без валенок
совсем нельзя. Суровая зима началась еще в октябре.
Стали мы в оборону. Под деревней Вороново. Настали трудные дни и ночи.
Начальство беспрерывно требовало "языка" и активности в обороне. Не давайте
им сидеть в теплых хатах на горке. Ведите разведку боем. И мы вели, и нас
убивало и ранило. И приходило пополнение, и его ждала та участь.