"Вера Русанова. Букет для будущей вдовы" - читать интересную книгу автора

Так, "мило" беседуя, мы поднялись до четвертого этажа. Леха нажал на
кнопку звонка, демонстративно не глядя в мою сторону. Открыла бабушка и,
увидев меня, немедленно запричитала привычным уже дребезжащим голоском:
- Ох, деточка! Ох, кровиночка! Вот уж встретили мы тебя, вот уж
приветили, называется! Сначала в больницу угодила, а теперь вот и вовсе
какой кошмар!
Я неопределенно качала головой, слабо улыбалась и потихоньку
расстегивала крючки на полушубке. Митрошкин же, не успевший остыть после
нашей перепалки, вдруг громогласно заявил:
- А чего ты, бабуль, тут плачешь, как на поминках? Вот она твоя
"деточка" - живая и здоровая. И даже полная сил и энергии. Маньяка хочет
ловить. Ждет - не дождется, пока её где-нибудь придушат!
На кухне тут же перестала греметь посуда. Елена Тимофеевна в ситцевом
платье с короткими рукавами и кухонном фартуке в горошек быстро вышла в
коридор.
- Типун тебе на язык! - произнесла она с чувством, уперев руки в бока.
- Это что же, сына, у тебя язык такой поганый, как помело?! Она и так
столько всего пережила, ещё ты тут всякую чушь болтаешь!.. Не слушайте его,
Женя, проходите! Я пельмешек наделала. Мясо свежее, хорошее - вам можно
покушать... Чувствуете-то себя, кстати, как? Ничего?
- Спасибо, все хорошо! - пробормотала я и пошла в ванную, чтобы вымыть
руки. А Леха хлопнул дверью своей комнаты, сообщив, что идет переодеваться,
и вышел только тогда, когда бабушка жалостно завздыхала в коридоре, что
пельмени совсем остыли.
Пельмешки, кстати, были абсолютно классные, но обед все равно прошел в
тягостном молчании. Бабушка и мама, как женщины тактичные, за столом об
убийстве не расспрашивали. Митрошкин тихо злился и сметану на тарелку клал
резкими шлепками, будто шпаклевку на стену. Я же потихоньку приходила в
себя. Наверное, в самом деле, моя ненормальная активность была вызвана
нервным шоком. И вот теперь эта обычная семейная трапеза, эти тарелки с
розовыми цветочками и золотой каемкой, эти бежевые обои с едва
прорисованными березовыми веточками постепенно возвращали меня к нормальной
жизни. Мне уже не хотелось вычислять маньяка, да и, вообще, иметь
какое-либо отношение ко всей этой истории. Не хотелось выискивать
нестыковки и странные совпадения. Не хотелось думать о бутылках из-под
вина, необъявившихся знакомых и убийствах, которые так легко маскировать
под серийные. Мне хотелось обратно в Люберцы. В Москву. В театр.
Сразу после обеда я, извинившись, ушла в свою комнатку с односпальной
кроваткой возле стены, легла, уткнулась носом в подушку и как-то незаметно
заснула. А когда проснулась, за окном было уже темно, с черного неба
смотрели частые звезды, а ноги мои были заботливо укутаны клетчатым пледом.
Минут через пять в комнате появился Митрошкин, присел на край кровати
и сосредоточенно засопел, как делал обычно, когда хотел сказать что-то
важное. Я не стала дожидаться, пока он заговорит, приподнялась, обвила его
теплую шею руками.
- Жень, - он поцеловал меня сначала в висок, потом в краешек брови,
потом быстро и как-то осторожно - в губы, - ты не злись... Просто мы все за
тебя и так волновались, а тут ещё это убийство. И ты, как ребенок, честное
слово!..
- Да все я понимаю. И лезть никуда не собираюсь... На душе только