"Бертран Рассел. Человеческое познание его сферы и границы." - читать интересную книгу автора

другой, ибо туман покрывает все одинаково. На каждой стадии, хотя в центре
внимания может быть только одна часть проблемы, все части в большей или
меньшей степени имеют отношение к делу. Все различные ключевые слова,
которые мы должны употреблять, взаимосвязаны, и, поскольку некоторые из
них остаются неопределенными, другие также должны в большей или меньшей
степени разделить их недостаток. Отсюда следует, что сказанное вначале
должно быть исправлено позднее. Пророк сказал, что если два текста корана
оказываются несовместимыми, последний должен рассматриваться как наиболее
авторитетный. Я хотел бы, чтобы читатель применил подобный принцип и в
истолковании того, что сказано в этой книге.
Книга была прочитана в рукописи моим другом и учеником г-ном С. К. Хиллом,
и я обязан ему за многие ценные замечания, предложения и исправления.
Большая часть рукописного текста была прочитана также г-ном Хирамом Дж.
Маклендоном, который сделал много полезных предложений.
Четвертая глава третьей части - "Физика и опыт" - является перепечаткой с
незначительными изменениями небольшой моей книжки, выпущенной под тем же
заглавием издательством Кембриджского университета, которому я признателен
за разрешение переиздания.
Бертран Рассел

ВВЕДЕНИЕ.
Главной целью этой книги является исследование отношения между
индивидуальным опытом и общим составом научного знания. Обычно считается
само собой разумеющимся, что научное знание в его широких очертаниях
должно быть принятым. Скептицизм по отношению к нему, хотя логически и
безупречен, психологически невозможен, и во всякой философии, претендующей
на такой скептицизм, всегда содержится элемент фривольной неискренности.
Более того, если скептицизм хочет защищать себя теоретически, он должен
отвергать все выводы из того, что получено в опыте; частичный скептицизм,
как, например, отрицание не данных в опыте физических явлений, или
солипсизм, который допускает события лишь в моем будущем или в моем
прошлом, которого я не помню, не имеет логического оправдания, поскольку
он должен допустить принципы вывода, ведущие к верованиям, которые он
отвергает.
Со времени Канта, или, может быть, правильнее сказать, со времени Беркли,
среди философов имела место ошибочная тенденция допускать описания мира,
на которые неправомерно влияли соображения, извлеченные из исследования
природы человеческого познания. Научному здравому смыслу (который я
принимаю) ясно, что познана только бесконечно малая часть вселенной, что
прошли бесчисленные века, в течение которых вообще не существовало
познания, и что, возможно, вновь наступят бесчисленные века, на протяжении
которых будет отсутствовать познание. С космической и причинной точек
зрения познание есть несущественная черта вселенной; наука, которая забыла
упомянуть о его наличии, страдала бы с безличной точки зрения очень
тривиальным несовершенством. В описании мира субъективность является
пороком. Кант говорил о себе, что он совершил "коперниканскую революцию",
но выразился бы точнее, если бы сказал о "птолемеевской контрреволюции",
поскольку он поставил человека снова в центр, в то время как Коперник
низложил его.
Но когда мы спрашиваем не о том, "что представляет собой мир, в котором мы