"Евгений Рябчиков. Мой друг Никита Карацупа " - читать интересную книгу автора

по долине к сопкам. Впереди бежал Ингус, за ним шел Карацупа, потом я, за
мной - бойцы. Глаза постепенно привыкали к темноте, и я уже различал
кустарники, силуэты пограничников. За рекой., в крепости, уныло тявкали
собаки. Ветер доносил из-за глинобитных стен запахи кухни и свалки.
Идти было трудно. Но главное по-прежнему заключалось в другом: если во
время движения вдруг хрустнет ветка, то в этом был повинен лишь я; если
отлетел в сторону от сапога камень, или шуршал гравий, или шелестела трава,
то лишь по моей милости... Остальные бойцы, как мне казалось, не шли, а
словно бы бесшумно пролетали над землей, как тени.
После каждого шороха, треска или стука Карацупа мрачно останавливался и
чутко прислушивался. Пограничник молчал. "Уж лучше бы поругал..." - снова и
снова думал я.
Через восемь километров я почувствовал слабость. Сердце билось часто и
сильно. Ноги подкашивались, в желудке сосало, в висках стучали какие-то
медные молоточки. А Карацупа шел без устали, легко, спокойно. "И так он
ходит день за днем, - невольно подумал я с восхищением, - ходит не пять и не
десять, а по двадцать и даже по тридцать и пятьдесят километров!"
Карацупа иногда останавливался, нетерпеливо поджидал, когда я отдышусь,
и снова шагал вперед. И опять маячила передо мной его коренастая спокойная
фигура.
Ингус бежал впереди. Порой он останавливался, нюхал воздух,
прислушивался. Карацупа замедлял тогда шаг и тоже прислушивался.
Охватив широкой дугой часть долины и сопок, мы подошли в темноте к
бревенчатому мостику. Ингус сделал стойку. Понюхав воздух, овчарка чуть
слышно фыркнула. Где-то далеко квакали лягушки.
Карацупа слушал и вглядывался в скрытую тьмой сторону, где лягушачий
хор нарушал сонную тишину. Следопыта явно заинтересовали лягушачьи
переговоры. Он лег на землю, приложил ухо к камням. Я последовал примеру
Карацупы и тоже припал к земле. Камень резал ухо, но ничего не было слышно,
кроме кваканья лягушек.
- Нарушитель идет... - прошептал Карацупа.
- Где? - заволновался я.
Боец, лежавший рядом, коснулся своими горячими губами моего уха, накрыл
наши головы шинелью и чуть слышно прошептал:
- Тише!...
Карацупа вскочил и, на ходу что-то шепнув Ингусу, поспешил за ним.
На бегу Карацупа успевал осматривать окропленные росой кусты. Иногда он
нагибался, что-то искал в траве, ложился на землю и вновь "прослушивал" ее.
Следуя за Карацупой и Ингусом, мы вышли к ручью. Здесь след нарушителя
исчез в воде. Карацупа перенес Ингуса на руках через ручей, опустил на землю
и приказал ему обнюхать камни. Следа не было. Ингус, натянув поводок, повел
Карацупу вверх по течению. Прошли несколько десятков шагов, и собака
встревожилась: она снова взяла след. Ингус потянул в сторону от ручья, к
покрытому туманом лугу.
Высокая, с серебристым отливом, трава словно застыла - такой был
безветренный час. Карацупа забрался в траву, присел и снизу и сбоку
посмотрел на тускло освещенную зарождавшимся утром долину. По сильной росе
причудливыми мазками тянулась прерывистая темная полоса.
Следы!
Казалось, что по лугу прошел конь, причем шел он не от границы в наш