"Татьяна Рябинина. Приют Одинокого Слона" - читать интересную книгу автора

Следовательно, соваться на чешское отделение филфака смысла не имело:
принимали всего шесть человек из шестидесяти желающих. География Вадима
абсолютно не привлекала, оставался исторический. Педагогический институт
отпал в полуфинале: возиться с детьми не хотелось. А вот университет...
Возможно, Вадим и поступил бы, учился он неплохо и школу
закончил всего с тремя "четверками" в аттестате. Но, на его беду, в то лето
в университете проводили очередной эксперимент: три экзамена вместо четырех
и собеседование, по результатам которого начисляли - или не начисляли -
дополнительные баллы. У Вадима в багаже не было ничего такого, что могло бы
помочь: ни медали, ни рабочего стажа, ни хотя бы победы на какой-нибудь
олимпиаде. Полет фанеры над известным городом при таком раскладе был
обеспечен изначально.
"Вадик, поступай к нам, на юрфак, - сказала мама, которая
преподавала там римское право. - Дались тебе эти чехи. Запомни, мечта
сбываться не должна. Чем больше мечта, тем большее разочарование
испытываешь, когда она сбывается. На юридическом тебя хотя бы заваливать не
будут".
Вадим, хотя и неохотно, но все-таки сдался. Он понимал, что
мама права. И что в январе ему исполнится восемнадцать, а значит, второй
попытки поступить в вуз до армии уже не будет. Из Афганистана приходили
цинковые гробы. Где гарантия, что его не пошлют именно туда? Трусом Вадим не
был, но в Афган не хотел. Война эта ему не нравилась. Он считал, что
абсолютно ни к чему русским гибнуть за чужие идеи, даже если за всем этим
стоит сверхзадача не пустить проклятых империалистов к рубежам Союза. К тому
же он был у мамы один.
Экзамены Вадим сдал без труда. И вот, едва успев полюбоваться
новенькими студенческими билетами, первокурсники, облаченные в телогрейки и
резиновые сапоги, погрузились в электричку, идущую с Витебского вокзала.
Деревня Федоровское. Дождь, холод и бесконечные поля брюквы.
Их поселили в полузаброшенном клубе, девчонок в одной
половине, парней в другой. Топчаны с жиденькими матрасами, привезенные из
дома одеяла. Туалет на улице. Утром - чай и сухпай, днем - жидкий суп с
брюквой и каша, тоже, видимо, брюквенная, вечером - чай и ларек. А в
ларьке - черствый хлеб, макароны и сушки. С восьми утра - покрытые инеем
борозды, уходящие в бесконечность. Через пять минут перчатки и штаны
промокали насквозь. На сапогах - тонны грязи. Брюква - желтая, скользкая и
вонючая. А вечером в крохотном зальчике, отведенном им под столовую,
начинались танцы. Приходили местные. Девчонки строили глазки, парни
нарывались на драку.
Вадим на танцы не ходил. Он предпочитал лежать на кровати и
читать. Однажды вечером, когда в "спальне" никого не было, к нему подошел
невысокий тощий парень. Светловолосый и кареглазый, он чем-то смахивал на
молодого Александра Абдулова. Вадим знал, что его зовут Гена Савченко и что
они из одной группы, но и только.
Савченко потоптался рядом, видимо, желая начать разговор, но
не зная, как.
- А что ты читаешь? - наконец спросил он.
Вадим молча показал обложку.
- Чапек?! - Савченко был поражен так, словно это были
какие-нибудь папуасские сказки в оригинале.