"Вячеслав Рыбаков. Гравилет Цесаревич" - читать интересную книгу автора

стремление вида сберечь себя. Мы убеждены, что все создатели этических
религий, в том числе и мировых - буддизма, христианства, ислама -
принадлежали к этим четвертым. Ведь, в сущности, их требования сводятся к
одному интегральному постулату: благо ближнего превыше моего. Ибо "я",
"мой" обозначает индивидуальные, эгоистические амбиции, а "ближний",
любой, все равно какой, персонифицирует вид Хомо. Расхождения начинаются
уже на ритуальном уровне, там, где этот основной биологический догмат
приходится вписывать в контекст конкретной цивилизации, конкретной
социальной структуры. Но беда этических религий была в том, что они, дабы
утвердиться и завоевать массы, должны были тем или иным способом
срастаться с аппаратом насилия - государством, и, начиная включать в себя
заповеди требования насилия, в той или иной степени превращались в в свою
противоположность. Всякая религия стремилась стать государственной, потому
что в этой ситуации все ее враги оказывались врагами государства с его
мощным аппаратом подавления, армией и сыском. Но в этой же ситуации всех
врагов государства религии приходилось объявлять своими врагами - и
происходил непоправимый этический надлом. Это хорошо подтверждается тем,
что, чем позже возникала религия, то есть чем более развитые, жесткие и
сильные государственные структуры существовали в мире к моменту ее
возникновения - тем большую огосударственность религия демонстрирует. От
довольно-таки отстраненного буддизма через христианство, претендовавшее на
главенство над светскими государями, к создавшему целый ряд прямых
теократий исламу.
- Очень логично, - сказал император. Он слушал внимательно, чуть
подавшись вперед и не сводя пристальных глаз с моего лица. Вяло дымились
забытые сигареты.
- Мы полностью отказались от какого бы то ни было ритуала. Мы
совершенно не стремимся к организованному взаимодействию со светской
властью. Мы апеллируем, по сути, лишь к тем, кого я назвал четвертыми - к
людям с этической доминантой в поведении. Им во все времена жилось не
легко, нелегко и теперь. Они совершенно непроизвольно принимают на себя
первый удар при любых социальных встрясках, до последнего пытаясь стоять
между теми, кто рвется резать друг друга - и потому, зачастую, их режут и
те и другие. Они часто выглядят и оказываются слабее и беспомощнее в
бытовых дрязгах... Мы собираем их, вооружаем знаниями, объясняем им их
роль в жизни вида, закаляем способность проявлять абстрактную доброту
чувств в конкретной доброте поведения. Мы стараемся также облегчить и
сделать почетным уподобление этим людям для тех, кто не обладает ярко
выраженной этической доминантой, но по тем или иным причинам склоняется к
ней. Это немало.
- Чем же заняты ваши... уж не знаю, как и сказать... теоретики?
- О, у них хватает дел. Ну, например. Сказать: благо ближнего важнее
- это просто. Просто и претворить эти слова в жизнь, когда с ближним вы на
необитаемом острове. Но в суетном нашем мире, где ближних у нас уж всяко
больше одного, ежечасно перед человеком встают проблемы куда сложнее тех,
что решают математики в задачах о многих телах.
- Неужели и здесь вы считаете возможным выработать некие правила?
- Правила - никоим образом, государь. Но психологические рекомендации
- безусловно. Определенные тренинги, медитативные практики... но я не
силен в этом, государь, прошу простить.