"Вячеслав Рыбаков. Смерть Ивана Ильича (рассказ)" - читать интересную книгу автора

ушла.
А может, и ушла бы; может, она и впрямь в меня... влюбилась?
Ох, даже наедине с собой неловко делается от таких слов, будто в
детстве; но в детстве - от благоговейного и нетерпеливого предвкушения, а
теперь - оттого, что сразу ощущаешь себя задержавшимся в развитии болваном,
сентиментальным ящером, недовымершим исключительно по недоразумению.
А Марьяна опять решит, что я долго не звоню, потому что подлец.
Бросил, а теперь и звонить перестал. А Валюха в будущем году школу кончает,
надо поступать, я пособить обещал. В среду был об этом разговор, только
Валюха не пришла еще, загуляла где-то после уроков. Обещал в понедельник
позвонить - в выходные, из дома, при Татке неудобно - и окончательно
обговорить. А - не позвоню.
Хотя что я мог бы - школьный приятель там работает, а какие у него
возможности - понятия не имею. Все собирался звякнуть ему, встретиться этак
по- товарищески - старик, что ж это мы, скоты, совсем общаться перестали; а
помнишь, как... а помнишь что... а на демонстрации, помнишь?.. а в снежки,
как ты мне за шиворот-то!.. И пощупать почву невзначай. Собирался,
собирался, а вот и не собрался.
А ведь действительно скоты. Когда-то дня друг без друга не могли, а
теперь - по году не видимся, не слышимся, и ничего. Водку трескать тошно, а
по трезвянке о чем говорить? Политика эта долбанная из ушей уже лезет, а
про личное житье-бытье... Заходи, промолвил еж ежу, я тебе иголки покажу.
Девятый класс это был, когда в так называемом кабинете физики -
впервые в школе! - палеолитические парты, на которых еще щербились
многократно закрашенные, ножиками процарапанные весточки чуть ли не из
сталинских времен, заменили на современные, новехонькие столы со стульями.
Списывать сразу стало отвратительно. Зато убираясь после уроков,
раскоряченными ножками кверху взгромоздив стулья на столы, чтоб сподручней
было подметать, случайно обнаружили эффект домино: стул, свалившись со
стола определенным образом, сшибал стул со впереди стоящего стола. И
пошел-поехал вечный кайф. Естественнонаучное, но рискованное блаженство. Я
- или он, кто-нибудь из двоих - выглядывал в пустынный сумеречный коридор,
без бегучей мелюзги сразу становившийся неохватным, как Дворцовая площадь,
и от дверей сигнально, разрешительно взмахивал рукой: никого! Тогда я - или
он - изображая наглой рожей торжественность момента, несильно - куда
слабее, чем я Татку сейчас! - толкал оба стула, рогатившихся на последнем
столе; и по всей колонке, до самой доски, с упоительным адским грохотом
валилась долгая деревянная волна. Товарищ Курчатов, факт цепной реакции
расщепления урана доказан экспериментально! Молодцы, товарищи, я немедленно
телеграфирую в Кремль! Крутите дырки под ордена!
Но среди учителей мы считались паиньками - да, в сущности, ими и были.
И однажды директор, протирая очки и близоруко, беззащитно шлепая веками,
поделился с нами своей бедой. Всего лишь два месяца назад школа приобрела
новые столы для физического кабинета, а уже такие выбоины... посмотрите,
вот... и вот... и на следующем... И, вдев в очки мешковатый нос, пальцем
ковырял оставленные атомными испытаниями воронки. Ума не приложу, как это
получается...
Чуть сквозь землю не провалились. И - будто ножом отрезало наш вечный
кайф. Повзрослели. Человек взрослеет рывками, стареет рывками... и умирает
так же.