"Вячеслав Рыбаков. Вечер пятницы" - читать интересную книгу автора

реальная угроза общей гибели, и являются единственным спасением от этой
гибели. Первый крупный скачок совершился в эпоху становления общественных
структур. Второй, давно вызревавший, лишь теперь получает объективную
предпосылку. Рукотворная угроза уничтожения либо реализуется, либо выдавит
массовое сознание на новый уровень, на который до сих пор выпрыгивали лишь
отдельные мутантные особи... Парадоксально, конечно...
Вошел, попыхивая трубкой, смуглый верзила лет двадцати семи, в тугих
кожаных штанах и распертом мощной грудью кожаном пиджаке с непонятным
большим значком в виде вензеля из двух заглавных латинских "Н". Сладкий
запах табака медленно пропитал духоту, обогащенную выхлопными газами
открытого окна. Ни слова не говоря, пиджак встал у входа в зал.
- Я - последний, - неуверенно сообщил ему на всякий случай пожилой
мужчина с газетой. Пиджак рассеянно кивнул. Куцебородый бонапартист
положил книги на подоконник и подошел к кожаному, стоявшему с
сомнамбулически опущенными веками, тронул его за локоть и молча указал на
акварельную надпись "У нас не курят".
- А у нас курят, - ответил кожаный, не вынимая трубки.
- Здесь же дети.
- Дети - будущие взрослые.
Бонапартист, пунцовея, глянул по сторонам. Все занимались своими
делами. Молодая мама разворачивала перед сыном книжку: "Смотри сюда. Что
это? Пра-авильно, пожарная машина. Сюда, сюда смотри!" Пожилой мужчина с
газетой, которому бонапартист уступил стул, яростно тыча в колонку
международных новостей, говорил своему седовласому соседу: "Ведь что опять
устроили, паразиты! Вконец распоясались! Мы-то что смотрим?! Как будто нас
это не касается!" Седовласый степенно кивал, уложив руки на стоящую между
колен резную трость. Постников оттолкнулся было от стены на помощь
бонапартисту, но тут дверь в зал открылась, выпустив благоухающего
артиллерийского капитана с осколочным шрамом на улыбающемся лице. Кожаный
широким жестом показал публике удостоверение инвалида первой группы и
вошел в распахнутую дверь.
- Вы за мной! - озадаченно вскинулся пожилой, и газета хрустнула в
его больших, жилистых руках. Бонапартист злобно хохотнул и вернулся к
окну, открыл было книгу, но через секунду издал громкий плюющий звук,
сунул, сминая лук, "Наполеонов" в продуктовый пакет и почти выбежал вон.
Постников опять прислонился к стене.
- Как вас стричь? - спросила, заворачивая его в простынку, изящная
мастерица. Лет девятнадцать ей было, не больше, но парикмахерский
инвентарь так и порхал в ее руках. - Канадка?
- Она самая, - кивнул Постников. Он так и не выучил ни одного
стрижечного названия и всегда, чтобы не выглядеть дураком, соглашался на
любые предложения.
Зажужжала над ухом машинка.
- Так что неси свою коробку, - сказала вторая девочка, энергично
запихивая седую голову клиента в раковину и брызгая на нее шампунем. -
Опять горячая по ниточке течет... куда они, гады, ее девают к вечеру? Буду
лопать конфеты и радоваться жизни. А то просто вот подумать не о чем,
чтобы приятно стало.
- Опять растолстеешь, - сказала изящная постниковская девочка,
выстригая из его головы сивые клочья. Клочья падали на простынку и сухо