"Вячеслав Рыбаков. Трудно стать Богом" - читать интересную книгу автора

вздрогнул. - То есть знаю.
- Возможно. Хотя я сказал бы это не про него, а про... вас. Но не
будем сейчас об этом. Посмотрите. Он одинок. И когда эти всемогущие, или
это всемогущее, или скажите, как хотите... его бьют - то бьют только его.
Вайнгартен. Жена, дети. Но когда его бьют - бьют только его. Захар. Те,
кого он, так сказать, любил, - Глухов скривился иронически, а потом подлил
себе из банки, - используются исключительно как внешний раздражающий
фактор. Наравне с прочими. Что женщины, что прыщи... Фактически бьют
только его. Теперь я. Не совсем одинок. Но когда меня били - били только
меня. Пока я не познакомился с вами, мне и в голову не приходило, что тем,
кто рядом со мной, что-то грозит. Именно после трагедии с вашим сыном я
стал сам не свой... принялся все кругом выжигать со страху... а ведь,
насколько я помню, и вашу супругу пытались как-то...
По лицу Малянова прошла тень, Глухов всполошенно взмахнул руками - и
едва не опрокинул ополовиненную банку; теперь он мусолил в пальцах уже не
стопку, а всю банку сразу.
- Простите, если я вам напомнил!..
- Ничего, Владлен, ничего.
- Я хотел сказать лишь, что вы - единственный, кого били косвенно.
Опосредованно. Кого мучили не лично, а муками близких. И только тем и
сломали.
Малянов покрутил головой и вдруг жалко улыбнулся.
- Давайте-ка, Владлен, прервемся на минутку и всосем со скворчанием,
- попросил он. Глухов внимательно посмотрел на него хмельными, безумными
глазами и произнес:
- Конечно.
Они всосали. Но, едва продышавшись и прокашлявшись, Глухов сказал
негромко, но так напряженно, что казалось, горло у него готово взорваться:
- Не кажется ли вам, уважаемый Дмитрий... Чтобы так точно отличить,
кого нужно ломать болезненной сыпью, шаровыми молниями и ужасными
пришельцами, от того, кого нужно ломать угрозой здоровью ребенка, это ваше
Мироздание... эти ни черта не смыслящие дохлые атомы и кванты... слишком
уж хорошо понимают, что такое любовь?
Попадание было математически точным. Малянова заколотило.
- Вы ничего не хотите мне сказать? - почти прошептал Глухов.
Малянов хотел сказать многое. Давно хотел.
- В отличие от вас, я не один, - сказал он.
Он мог, очень постаравшись, допиться до того, чтобы начать ненавидеть
Бобку и Ирку за то, что все время за них боится. Как-то раз, с год назад,
он в таком состоянии заявился домой в три ночи... это была картина маслом,
лучше не вспоминать. Сказать по правде, он почти ничего и не помнил.
Но допиться до того, чтобы не бояться за них, - было невозможно.
- Хорошо, - после паузы сказал Глухов и потряс банку, проверяя,
сколько в ней осталось. Банка булькнула с успокоительной грузностью. -
Тогда я еще поговорю сам.
- Конечно, - сказал Малянов. - Мне очень интересно.
- Не сомневаюсь.
Глухов помедлил, а потом отставил вдруг банку и тяжело, совсем
по-стариковски поднялся. Пошаркал к книжному шкафу.
- Открытие того факта, что Мироздание неожиданно оказалось этически