"Вячеслав Рыбаков. Кот диктует про татар мемуар " - читать интересную книгу автора

с ними никогда не вел... (А то бы, дескать, они мне дали бы надлежащий
отпор, вы уж не сомневайтесь!)
Интересовали их и творческие планы мои. Ну, тут ответ обкатанный, какая
литература, гражданин начальник, диссертовину защищать надо!
Особо вставал - именно вставал, несколько раз вставал, и еще назавтра,
и еще на послезавтра - вопрос о семинаре перевода с восточных языков. Эта
настойчивость довольно достоверно, как мне кажется, проливает свет на
мотивы, по которым мои собеседники - пусть и без особого пыла - старались в
ту осень сделать из мухи слона.
Семинар художественного перевода с восточных языков при СП, состоявший
в основном из молодых сотрудников нашего же института, создал и до самой
своей безвременной смерти возглавлял Борис Борисович Бахтин, китаевед и
писатель, личность весьма яркая и что называлось- крутой диссидент. Сейчас
обычные читатели уже могут познакомиться с какими-то его вещами: "Одна
абсолютно счастливая деревня" в Неве , "Дубленка" в "Искусстве Ленинграда"
... А тогда - тогда "Дубленка" только что вышла в известном "Метрополе", а
ее автор, лично знакомый со всеми от Окуджавы до Максимова, еще и молодежь
вокруг себя собирает, а я с ним в одном помещении сижу в институте! Два
антисоветских литератора бок о бок - и притом в семинар к Бахтину я не хожу,
в гостях не был ни разу, в сколько-нибудь плотном общении не завлечен...
Ежику понятно, что конспирация!
Вот на этом они всерьез землю рыли. Подпольная группа писателей,
резидент и вербуемый сопляк, возможно, не один - да это ж очередной
звездочкой пахнет!
И опять мне скрывать было нечего. В семинар не ходил, потому что не
хотел, иероглифов мне хватало и по прямой моей востоковедной теме, а уж
писать - так фантастику. Бахтину ничего из своих опусов не подсовывал,
потому что стеснялся первый предлагаться. И т.д., и т.п. Опять пустышку
вытянули мои собеседники.
Тогда так. "Сколько экземпляров вы распечатали?" "Четыре", - честно,
как дурак, ответил я. "Вы даете читать друзьям?" "Давно уже не даю", - все
равно как дурак, хотя и не честно, ответил я, смутно вспомнив, что за
изготовление клеветы Родина дает в ухо один раз, а за изготовление и
распространение - четыре с половиной, а потом, когда скорчишься, добавляет
еще по почкам. На этой моей иезуитской хитрости меня и поймали. "Отсюда до
вашего дома минут сорок, и сорок обратно. Мы, конечно, хотим прочесть вашу
повесть, но привезите-ка нам через два часа все четыре экземпляра. А если
привезете не все четыре или не уложитесь в срок - значит, их у вас дома нет
и, значит, вы нас обманули". - "Но ведь рабочий день уже кончается...
вечер..." - "Здесь обязательно кто-то будет по крайней мере до 20".
Как я метался, пытаясь в срок добыть два отсутствовавших дома
экземпляра - это отдельный Хичкок. Нерв был такой, что впору хлопнуться с
инфарктом. Одного читателя никак не удавалось застать дома - помню, я чуть
не плакал от бессилия, трезвоня в дверь безликой квартиры, в которую
буквально через час, ну - через полтора, должен был вернуться с работы очень
хороший человек. Другая - с ней я по телефону договорился о встрече на
Чернышевской точно на то время, когда мне надлежало с полным собранием хул
под мышкой идти обратно ("Это очень важно! Очень!! По телефону не могу!
Дождись обязательно! Нет, я точно, точно приду, только могу немного
задержаться!"), вообще не появилась. Впоследствии выяснилось: уходя из дому,