"Владимир Рыбаков. Тавро " - читать интересную книгу автора

улицах почти вовсе не было. Первые дни было противно кидать окурки на
мостовую. Мальцев знал: глупо, будучи в гостях, ругать хозяев за все им
свойственное, а тем более навязывать, даже неслышно, свое.
Мальцев уговаривал Мальцева немного опустошить то место в груди, где
сидела гордыня, чтобы наполнить то место в желудке, где должна быть пища на
сегодняшний день.
Рука вытащила записную книжку, перелистала, глаза нашли нужную фамилию:
Булон. И только тогда он признался себе в том, от чего отказывался последние
дни, - он не смог оправдать в собственных глазах звание вольного человека.
Он оказался бессильным, как щенок, перед внезапной свободой. Десятилетия
существования в Советском Союзе так не унизили его, как последние несколько
дней жизни. Он будет вынужден молить о помощи. Он оказался слабым.
Господин Булон был долгое время крупнейшим колониальным чиновником.
Теперь - всего-навсего сенатор. Так, давая адрес и номер телефона этого
человека, говорила Мальцеву мать. Слова произносила со внятной иронией:
"Когда-то мы были друзьями, учились вместе. Наши пути разошлись. Мы стали
врагами. Но наш мир глуп, быть может, он тебе и поможет".
Тогда в Ярославле ирония матери казалась понятной: коммунистка и
чиновник французских колоний! Теперь в окружающем его безумном мире все было
расплывчато. На одной лестничной площадке соседствуют коммунист и
антикоммунист - для Мальцева эта мысль была столь же дикой, как вера в
загробную жизнь.
Помучившись с телефоном более получаса. Мальцев наконец дозвонился.
Ответил безликий женский голос. Его сменил еще более безликий голос
мужской - из трубки так и воняло канцелярским равнодушием. Мужской голос
сказал Мальцеву, напрягающему мышцы руки, чтобы не бросить трубки:
- Так вы, значит, Святослав Мальцев? Я вас помню совсем крошечным.
Думаю, вы хотите со мной встретиться?
Из двух голосов первый - вероятно, принадлежавший секретарше - вдруг
показался Мальцеву чуть ли не родным. "Поговорить бы с ней о погоде", -
помечтал он.
- Да.
- Знаете, я всю неделю буду занят. Если у вас есть время сейчас, мы
могли бы вместе пообедать. Так я вас жду!
Булон жил на улице Тильзит. Название для русского не очень приятное.
"Было бы лучше Бородино, - мрачно размышлял в метро Мальцев. - Бородино и
для русских, и для французов - большая победа. Каждый врет по-своему - и все
рады".
В метро было жарко в московском пальто, но снимать его не хотелось -
оно как-то защищало своего хозяина от Запада, через него едва проникал
парижский дух. Город словно обтекал пальто.
Лицо Булона было столь же безлично, как и голос, но что-то все же
отличало этого человека от многих французов, встретившихся Мальцеву. Его
безликость была особой. Определение мелькнуло, но объяснение определения так
и не пришло: мысль попыталась зацепиться, найти опору, развернуться - да тут
же и бросила...
Большая квартира, завешанная гобеленами, большого впечатления на
Мальцева не произвела, в ней не было небрежности, необходимой для красоты
уюта. А вкус без капли небрежности - не вкус. Этому Святослава научили в
детстве, он в это поверил, затем, борясь с верой, захотел опровергнуть... не