"Владимир Рыбаков. Тяжесть " - читать интересную книгу автора

уверенность.
Быблев стоял у знамени полка в жарко натопленном штабе, где дремота
теплом окутывала взгляд опасной истомой. Он не спал. Предупредив его о
возможной проверке, сразу направился к посту салаги Кырыгла.
Терлись друг о дружку сапоги, мысли за что-то цеплялись, никак не могли
зацепить. Так иногда в дремоте теплая родная рука, занесенная над лицом,
превращается в ряды беснующихся спиралей... и исчезает вместе с ними
сложившаяся радость.
Пост: завалившийся окопчик, склад, ржавая колючая проволока кругом и
возле грибка с телефоном дрыхнущий Кырыгл. Автомат валялся рядом, он даже не
лег на него. Сладкий храп, вырывающийся из шубы, заставил меня спокойно
улыбнуться, нагнуться, подобрать автомат, размахнуться... но в последнее
мгновение передумать и направить удар чуть выше. Приклад обрушился на копчик
Кырыгла. Он взвыл и пополз так жалобно, что захотелось ударить еще.
- Встать! Сволочь!
Он не мог, боль толкала его руки, ужас дергал лицо.
- Встать!
Кырыгл увидел мою улыбку и, сдерживая стон, поднялся. Узкие глаза
превратились в щелки и смотрели неподвижно с боязливой злобой. Мне
захотелось раздавить этого Кырыгла, он должен был уже не выть - пищать. Я
сильнее раздвинул губы, чувствуя с неясной тревогой оскал на своем лице:
- Ты знаешь, что положено за сон при выполнении боевого задания?
- Да, но я...
- Знаешь, гад, что тебя ждет?
- Да, но я... Ничего.
"Неужели я похож на мерзавца?" - подумал я, рассматривая худое личико,
на котором теперь, кроме злобы, ничего нельзя было разобрать. Протянул ему
автомат:
- Бери пока, идем, проверим печати. Может, пока ты спал, китайцы
забрали все барахло. - И, взглянув на нетерпеливо дрожащие руки Кырыгла,
добавил: - Иди вперед.
Печати, само собой, были в порядке. Взяв Кырыгла за воротник шубы, в
которой он утопал, встряхнул и сказал с издевкой:
- Что, застрелить хочешь? Хочешь?! Дурак. Становись, но если еще раз...
Нервы дрогнули раньше возникшего желания показать ему спину. Мои ноги
сошли с караульной тропы и направились к полковой кочегарке. Человек,
берущий впервые по долгу службы оружие, всегда чувствует, что им можно
только драться, не убивать. Зная это, повернулся к нему спиной и, вспоминая
только о мечтах, медленно направился к грязным дверям кочегарки, испытывая
беспокойство от режущей портянки на ноге, ощущая холод в затылке, пот на
спине и радость, радость спокойного страха. Мне было очень жарко, когда я
вошел во владения Валентины Большегородской. Приветствуя Валентину, подумал,
что пережил счастье:
- Живем, корова.
Она, показывая редкую макушку, ответила скороговоркой:
- Эге, лягем на разогрев?
Татуированные ее руки ловко швыряли лопату за лопатой в тепло топки.
Плоское лицо без ресниц и бровей дрожало в такт броскам обвислыми большими
щеками; между ними торчало подобие носа, перебитое, сплющенное. Безгрудое
костлявое тело. Я видел эту грязную груду стонавшей под розовым