"Святослав Юрьевич Рыбас. Узкий круг" - читать интересную книгу автора

большим зеркалом, велев принять душ.
Он как будто переступил порог ясной жизни; у Тони был муж, и она
изменяла ему, и Агафонов презирал таких женщин, но, когда она, похохатывая,
расстегнула на нем рубаху, он снова ощутил, что будет послушен до последней
минуты, пока она его не прогонит.
На стене комнаты висела фотография Тони с мужем и сыном. Агафонов
сказал, что муж когда-нибудь убьет такую жену, что у них в Грушовке один
парень самодельной гранатой подорвал себя и свою девушку, когда узнал, что
она крутит с другим. "Ты еще дикарь, - усмехнулась Тоня. - Тебе со мной
хорошо? Остальное тебя не касается. Было бы смешно, если бы ты учил меня".
Ее ласки чередовались с насмешками. Ему нечего было возразить, ибо он
действительно не мог предложить ей ничего, кроме примера бабушкиной семьи.
Тоня с ее беззастенчивой самостоятельностью превосходила его неподвижные
грушовские образцы. Она была аспиранткой на отделении романо-германских
языков университета, прежде работала ассистенткой кафедры английского языка
в медицинском институте, а еще раньше родилась именно в Грушовке, где поныне
жили ее родители. Тоня сказала, что Агафонову надо освобождаться от
хуторских взглядов, ведь он все-таки горожанин во втором поколении, а
возвращение в поселок - это деградация. Мне, конечно, все равно, добавила
она, потому что нас связывает только секс и каждый волен жить по-своему, но
мне будет жалко, если ты превратишься в грушовского куркуля.
Она составила ему список книг для чтения, но оказалось, что Агафонов
уже прочитал многие и ему неинтересны старые поучения классической
литературы. Более того, он нашел, что Тоня, словно желая накормить
голодного, показывает ему древний кулинарный справочник. Она одурманивала
его, но, когда, привстав на цыпочки, задергивала темно-зеленые шторы, он с
радостью забывал свое глухое подозрение и ее желание оправдаться. Между
шторами просачивалась на стену линейка света и указывала среди многих гравюр
в темных рамках на одну акварель в простом паспарту из стекла и латуни:
закатное солнце, горы и черные тучи; но из красок и линий этого пейзажа
выходила обнаженная женщина с разметавшимися длинными волосами.
Агафонов сказал, что хочет жениться на Тоне.
- Умница, - ответила она. - Умница, Сергуня. Но все-таки дурачок. Какой
из тебя муж? Что у тебя есть? Сто восемьдесят пять роста и мускулы...
Наивный мужчина - это дурак. Ну только без обид! Потом еще вспомнишь
непутевую Тоньку... А за предложение спасибо, ты хороший паренек. Скажи
честно, тебе очень хочется спасти меня?
В ее словах по-прежнему звучали и ласка и насмешка.
Бабушка предупредила Агафонова, чтобы он не водился с падшими
женщинами, а не то она сама пойдет к этой бесстыднице и устроит ей скандал.
Агафонов отшутился.
На это Тоня сказала ему:
- Мои родители построили дом, торгуют черешней и смотрят телевизор.
Если бы они узнали про тебя, они бы, наверное, засадили меня в психушку. А
за что? За то, что я свободна. Как называются те речные чайки? Крачки? Ты,
Сергуня, еще живешь как птица. Но распорядиться свободой может лишь
горожанин, интеллигент. Раз ты хочешь выйти из стаи, ты не слушай свою
бабку. Все ее притчи давно перестали кого-нибудь интересовать.
- Кто-то должен продавать черешню, чтобы ты была свободна, - возразил
Агафонов. - А если бы ты была бедной?