"Святослав Юрьевич Рыбас. Плотная опека" - читать интересную книгу автора

со скрытой радостью отпустил меня, чтобы не мозолил я ему глаза на Кирше.
Задрав голову, я свистнул в тени открытому балкону и вбежал в прохладу
парадного. Слава богу, Нина еще не ушла.
Она открыла мне и, отойдя в глубь прихожей, куда падали лучи из
комнаты, спросила:
- Ключ потерял?
Я глядел в ее примятую переносицу, потом в светло-черные глаза, в
припухлые губы. Боковой свет проходил сквозь кроны кленов на дворе и
вспыхивал, путаясь, у нее в волосах.
- Ну, что молчишь? - спросила Нина.
- Соскучилась?
- Соскучилась. Слушай-ка, Василий, - сказала она, - я давно поговорить
хочу.
Ее голос звучал звонко, раздраженно, с неясным для меня новым чувством.
Я взял Нину за руки и притянул к себе. Она положила голову мне на грудь и
спокойно сказала:
- Как я тебя любила!..
Мы пошли в мою комнату. На столе вхолостую крутился магнитофон, в
пепельнице дымилась сигарета. Только что Нина была здесь.
- А ты куришь, - сказал я невпопад. - Я и не знал.
Она пожала плечами, выключила магнитофон.
- Слушала твои гимны! - произнесла с горечью она.
У нее выходило так, что будто эти гимны поломали нам всю жизнь.
Она глядела куда-то выше моей головы. Я оглянулся. На стене под стеклом
висела цветная фотография Колизея, древнейшего римского стадиона; его
светло-коричневые камни поднимались в небо - почти до самого края
фотографии. Синее небо проглядывало в его окна, вокруг стояли красные,
желтые и черные автобусы и лимузины; сбоку случайно влезла в кадр ветка
какого-то дерева с узкими листьями. Это была не наша сторона, и ветка тоже
была точно игрушечная, но вот над самым Колизеем, там, где остался простор,
улыбались наши молодые лица, двадцать сильномогучих ребят из Союза, - мы
только что разбили сборную прекрасной страны Италии, и нам подарили по
такому смонтированному снимку. Я тоже тогда был не в пример нынешнему. В тот
год мы с Ниной справили свадьбу... Больше мне не быть таким.
Она глядела сейчас на эту фотографию немилостиво, с печалью великой. И
может быть, думала, что нет на свете прекрасной страны Италии, нет того
счастливого времени, а все - сон.
- Василий! - взмолилась Нина. - Дай мне пожить! Дай хоть год пожить,
пока последняя молодость не прошла!
Я хотел погладить ее по голове. В чем-то я перед ней был виноват. В
чем?
- Не надо, - она отстранилась. - Давай поговорим. Может, полегчает...
Знаешь, когда я полюбила тебя? Когда ты решил переехать сюда, в эту глушь,
провинцию... Я поняла, что прежде тебя не любила. То было другое, не любовь.
Тогда я думала - любовь, а потом оказалось - нет. Я была совсем глупой, а ты
простодушный, знаменитый, сильный, и между вами - пропасть, ничего общего.
Нина замолчала, опустила глаза. У нее на щеках проступили красноватые
пятна и точки.
- Вернемся! - сказал я. - Пусть их черт... Вернемся в Москву. На завод
пойду. Малышей буду тренировать. Найдется дело... Не помру, когда брошу