"Владимир Рыбин. Забытая высота (повесть)" - читать интересную книгу автора

задуманный им, уже позади, и все получилось как нельзя лучше. Крикнул
Гридину, чтобы собрал все, что найдется съестного, побежал к кустам, отыскал
сержанта Гаврилоза, копавшего большой, принесенной из села лопатой свою
личную ячейку. Длинный черенок мешал выбрасывать землю, и потому ячейка у
Гаврилова получалась широкая, как пулеметный окоп.
- На двоих, что ли, копаешь? - пошутил лейтенант.
- Ага, - не отрываясь от работы, серьезно ответил Гаврилов. - Марыську
рядом посажу, чтобы не бегала под пулями, когда припечет.
И сразу вся веселость у лейтенанта пропала. Понимал, что сержант шутит,
но взять себя в руки не мог. Будто поселился в нем какой-то взбалмошный
командир, распоряжался его настроением как вздумается.
- Там молока надоили, - сказал сердито. И, не объясняя больше ничего,
пошел к танку, почти не видному за зеленым бруствером да за ветками,
завалившими башню.
Весь отряд, за исключением наблюдателя Гридина, расселся на кромках
окопа, на скосе аппарели. Сухарей набралось в достатке, нашлись и консервы,
и еще кое-какой продукт, вплоть до полуплитки шоколада "Золотой ярлык",
которую целиком отдали Марысе. Девушку угощали все, но она ни у кого ничего,
кроме шоколада, не взяла, стояла, опершись спиной о холодную броню,
смотрела, как они жадно и торопливо едят, и жалела, что ничего не захватила
с собой, когда уходила из села. И прикидывала, что и где надо будет взять,
когда придется идти в село за едой. В том, что это придется сделать очень
скоро, может, даже сегодня, она не сомневалась: едят, видно, что последнее,
проголодаются, о завтра подумают. И эта мысль делала близким происходящее,
не давала ощутить всю невозвратность ухода из дома.
- Ты бы рассказал нам, а? Что тут такое было? - сказал сержант Гаврилов
Дыннику и поглядел на лейтенанта: чего бы, мол, не рассказать славянам об
этом, пускай знают. А то костей накопали, а что к чему - не ведают.
- Я и сам хотел, - сказал Дынник. Он сидел внизу, под кормой танка,
время от времени трогая тюк, засунутый под гусеницы, словно убеждаясь, что
он тут, никуда не делся.
Бандура подхватил его под руку, поставил на ноги.
- Давай повыше, а то тебя и не видать совсем.
Дынник не сопротивлялся. Он вроде бы даже и не заметил ничего, таким
отрешенным был его взгляд, устремленный на редкие облачка в чистом небе.
- Когда хоть это было-то?
- Семь веков назад.
- Так уж и семь? Откуда знаешь?
Он посмотрел на Бандуру с состраданием, как смотрит учитель на
бестолкового ученика. Вынул из кармана что-то завернутое в тряпицу.
- Я же вижу. По оружию и прочему. Вот.
На тряпице лежало что-то серое и бесформенное. Бандура, разглядывая,
наклонился к его руке и вдруг отшатнулся.
- Это что? Человеческий?!
- Человеческий позвонок... и наконечник стрелы, застрявший в нем...
Такие сувениры оставили нам предки.
Тягостное молчание повисло над окопом, над танком, над высотой. Что-то
цвиркало неподалеку, то ли птица кувыркалась в волнах дневного зноя, то ли
ветер, разгулявшийся к полудню, барахтался в соседних кустах. А больше
никаких звуков не доносилось ниоткуда. Но тишина никому не казалась в эту