"Владимир Рыбин. Забытая высота (повесть)" - читать интересную книгу автора

слышно, как срезанные ветки, укрывающие башню, царапаются под ветром о
горячую броню. Пороховую гарь быстро вытянуло в открытый люк. Лейтенант
выглянул, и первое, что увидел, - маячившую над зеленью кустов круглую
перевязанную голову Дынника.
- Не двигаться! - закричал он. - Прекратить движение!
Снова нырнул в башню, припал к прицелу, готовый не снарядом, так
пулеметной очередью срезать тех, кто откроет огонь по высоте. Ясно было, что
там, в густой пшенице, валялись не только убитые да раненые, но прятались и
уцелевшие гитлеровцы. Но они не стреляли, ждали.
И сержант Гаврилов, сидя в своей ячейке, недоумевал по поводу столь
внезапно оборвавшегося боя, и даже неопытный Дынник все порывался встать,
чтобы посмотреть, куда подевались немцы. У Дынника это был первый настоящий
бой. Попавший в маршевую роту, он с первого дня призыва только и делал, что
маршировал. Сначала к фронту, потом в обратном направлении, пока не
выяснилось, что маршировать уже некуда - кругом немцы. Он снова привстал и
опять никою не увидел. Только полыхали четыре костра посреди поля.
Какой-то звук донесся с неба, то ли посвист, то ли шум, и вдруг на
высоте громыхнуло. Дынник присел в ячейке, так что один только штык остался
торчать над бруствером. Приподнялся, увидел растекающийся дым на том месте,
где еще недавно стояла часовенка, и ужаснулся: это ведь и по собранным
останкам защитников городища может угодить снаряд, и по свертку древнего
оружия, которым Дынник собирался удивить своих коллег - историков...
Новый взрыв прогремел ближе. И зачастило, забухало на высоте. Снаряды
рвались с оглушающим треском, обдавая даже далеко находящихся бойцов тугими
волнами сухой пыли и вонючего, удушливого дыма.
Самого близкого разрыва Дынник не слышал. Его вдруг ударило головой о
приклад собственной винтовки, или, как ему показалось, винтовка, вырвавшись
из рук, ударила его, и все исчезло.
Долго, мучительно выкарабкивался он из какой-то ямы в ватном беззвучном
мире, окружавшем его. Мелькали перед ним лица, руки, спины, он напрягался,
стараясь остановить это мельтешение, собрать из разрозненных частей что-то
целое, как в детстве собирал картинки из кубиков. И вот снова увидел
бородатого человека в шлеме и кольчуге, размахивающего мечом, раздирающего
рот в неслышном крике. И старика увидел, хватающего за руки бегущих людей, и
толпу на городской стене, и человека со стрелой в спине, изогнувшегося в
смертельном рывке. И дымы над степью, и речку под стеной, красную от крови,
от закатного солнца, от пожарищ. Он тоже кричал, но не слышал своего голоса.
Царапал ногтями оползающие стены ямы, задыхался от спешки, и все казалось
ему: от того, выберется он или нет, зависит жизнь или гибель всех этих
людей, бьющихся на стенах.
Сквозь плотную завесу тишины просочился звук, то ли стон, то ли плач.
Он прислушался и разобрал: мычит корова. Поднял голову, с трудом разлепил
глаза, увидел синее небо с редкими прозрачными облачками, дымы,
поднимавшиеся вдали. Было тихо, ни разрывов, ни выстрелов, ни криков, только
все то же надрывное мычание коровы. То ли корову снова надо было доить, то
ли ее задело во время артобстрела.
В тишине явственно простучала короткая автоматная очередь, оборвала
жалобный коровий мык. От соседней ячейки, где сидел Бандура, послышалась
длинная забористая ругань. Дынник привстал, огляделся. На зелени склона,
сколько было видно из-за основательно прореженных кустов, чернели воронки, и