"Владимир Рыбин. Пять зорь войны " - читать интересную книгу автора

корявых верб у воды. Под ними у деревянных мостков темнеют высоконосые лодки
рыбаков. На мостках стоят люди, много людей, во все глаза глядят на
приближающийся катер.
- Чего они уставились? - недоуменно спрашивает механик Пардин, вылезая
из люка и причмокивая мундштуком своей неизменной трубки.
- Смотрят, как мы ковыляем, обстрелянные.
- Откуда они знают?
- Бабское радио, - говорит Протасов словами деда Ивана - хозяина дома,
где мичман снимает комнату.
- Полундра! Вижу белое платье!
Суржиков, стоящий у руля, высовывается из рубки, показывает рукой. Но
Протасов и сам замечает свою Даяну на корме одной из лодок. Он выходит на
палубу, машет рукой. Белое платье там, на корме лодки, начинает порхать
мотыльком, и от бортов по зеркальной глади протоки бегут частые волны.
- Когда свадьба, товарищ мичман?
- Когда будет, тогда узнаешь...
За вербами проглядывают окраинные мазанки с розовыми под утренним
солнцем стенами. И мичману думается, что, вероятно, таким вот ясным утром и
родилось это странное название села - Лазоревка.
Село было большое и древнее. Говорили, что существует оно чуть ли не со
времен киевских князей. Во все века селились тут вольнолюбивые русские да
украинские мужики, предпочитавшие комариное царство придунайских болотин
панским да боярским милостям. Приходили сюда и греки, и болгары, и
молдаване. Из смешения кровей складывалась порода крепких добродушных
мужиков и чернокосых красавиц, умевших глядеть на парней, не опуская глаз.
Когда Протасов впервые приехал сюда на Дунай, он не знал об этой
способности местных женщин. И первая же уставившая ему глаза в глаза так
поразила мичмана, что он три дня ходил сам не свой. Это была Даяна.
Теперь она каждый раз ждет его у причала.
- Чего тебе не спится? - говорит мичман, спрыгивая с мостков на землю.
Девушка пожимает плечами.
- Извини, у меня срочное дело.
Он направляется к заставе, но на углу сворачивает и идет домой. Живет
мичман на окраине села в небольшой хатенке старого рыбака деда Ивана. Дед
Иван одинок. Единственный сын его прежде состоял в подпольной комсомольской
организации и сгинул в застенках сигуранцы. Жена после того захирела, да так
и не оправилась, померла за год до освобождения Бессарабии. Старик
привязался к мичману, как к сыну.
Каждый раз он шумно радуется его приходу и лезет в погребок за своим
ароматным розовым вином. А потом непременно достает газету и донимает
мичмана вопросами. На этот раз старик встречает его у калитки. Молча идет за
ним в дом, спрашивает шепотом:
- Колупнули-таки?
- А ты откуда знаешь?
- Аист летал, он и видал.
- Стало быть, все знают? Что ж ты шепотом говоришь?
- Так ведь военная тайна, - искренне удивляется дед. И, смутившись под
насмешливым взглядом мичмана, лезет в карман за газетой.
- Что на свете делается! - вздыхает он. - Пять пароходов потопили за
день. Один германский пароход так сильно взорвался, что осколком подбило