"Юрий Сергеевич Рытхэу. Женитьбенная бумага" - читать интересную книгу автора

Уже не волнуются сердца молодых охотников, когда они видят китовый фонтан.
Не надо бить кита. Говорят, нерентабельно. Слово-то какое! Плавает большой
корабль-китобоец. Вместо вельбота. Он и бьет китов, привозит к берегу, и
улакцам, когда-то прославленным китобоям, остается только буксировать туши к
берегу. Скоро и моржей-то останется только для заповедников и зоопарков.
Дети еще знают, что такое морской промысел, а внуки уже рвутся в тундру, на
прииски, на обогатительные фабрики. Рабочим классом становятся...
Выстрел прервал течение мыслей Аймета. Моторист рванул заводной шнур, и
вельбот понесся к пятну на воде. Это был лахтак. Лахтак пока нужен. Из его
кожи делают подошвы для торбасов. Да и мясо хорошее, вкусное.
Тем временем по берегу моря медленно шел Кумы и невеселые мысли путали
его шаг. Берег стал грязноват. То и дело попадаются полуобглоданные собаками
китовые кости. Надо бы сказать Ивану Толстому: пусть наведет порядок на
берегу. И что это случилось с собаками? Раньше так кость обгладывали, что
она становилась белая и блестящая, а тут челюсть кита даже до кости не
обглодали.
Кумы уже прошел далеко за полярную станцию. Иногда он пытался
разглядеть вельботы в морской дали, вынимая из кожаного футляра старинный
бинокль. То ли глаза слезились, то ли действительно состарились и стекла
старого бинокля, но у горизонта было мутно и пусто.
Впервые в жизни случилось так, что вельбот ушел без него в море. И
Аймет там один. Ликует, наверное. Сколько лет мечтал оказаться без Кумы
рядом. Честно признаться, и Кумы был бы рад, если бы Аймет не лез со своими
советами на вельботе. До сих пор не забыть, как они упустили лет тридцать
назад огромного гренландского кита. Из-за его советов...
Всю жизнь шли вровень, и вот Аймет вырвался. На автомашине на берег
поехал и даже не обернулся. Но Кумы придумал такое, что Аймет еще позавидует
ему!
Для того чтобы стало ясно, что задумал Кумы, надо вернуться к самому
началу года, когда проводилась перепись населения. О том, что людей будут
считать, в Улаке узнали давно. Да и уже переживали такое событие не раз. И
теперь готовились достойно встретить счетчиков, запаслись угощением и еще
кое-чем, несмотря на то, что председатель сельского Совета Иван Толстой
строго-настрого наказал ничего такого не предпринимать. Но почему нельзя
немножко угостить гостя? Тем более это не старое время, когда в яранги не
пускали людей, которые вдруг начали считать людей. Это было в конце
двадцатых годов. Кумы тогда был молодой и возил русского парня Семушкина,
который потом стал писателем. Кто-то впереди нарты пустил слух, что людей
считают, чтобы потом уничтожить. Ведь считают же оленей, перед тем как
забивать их. Вот так и с людьми. Никто как следует и не задумывался над этой
глупой новостью, но на всякий случай запирали двери, и молодому каюру
приходилось долго стучаться и умолять хозяев пустить погреться и
переночевать. Сколько он слов переговорил, поясняя, что пересчет людей идет
не для уничтожения, а наоборот, для того, чтобы в Москве знали, сколько
нужно ружей и патронов прислать на Чукотку, сколько материи на камлейки,
сколько сахару, чаю... И все это Кумы обещал щедро, от имени Советского
правительства, потому что тот, которого возил он, убедил Кумы: каждый
чукча - тоже представитель власти, ибо в стране народная Советская власть.
Перепись в зиму этого года напомнила Кумы его молодость. Не только тем,
что в памяти его встала давняя поездка, занесенные снегами селения и