"Иштван Сабо. Рассказы" - читать интересную книгу автора

рубки дров, из гладко оструганных деревянных брусочков строил дом, хлев и
сарай. Со стенами он справился легко, труднее оказалось сложить крышу:
стоило ему с величайшей осторожностью положить последний брусочек, как все
сооружение тут же разваливалось. Янчи приходилось начинать все заново.
Однако терпение у него было завидное.
В голове у Янчи крутилась фраза, которую он сквозь сон услышал вчера
вечером: "Надоело ему дома мыкаться, вот он и подался в возчики". Родители и
бабушка вели между собой разговор о каком-то человеке с трудной судьбой,
которого Янчи, верно, и вовсе не знал да и имя толком не разобрал, лежа в
постели. То ли Миклош, то ли Михай... Наутро мальчик попытался выведать у
бабушки, как звали того человека, который с тоски нанялся возчиком, и где
живет его семья.
- Никого из них теперь на селе не осталось, - ответила бабушка. - Все
они поумирали. Не было, видать, на них благословения божьего с той поры, как
они беднягу Михая из дома выжили.
- А где он сейчас, этот Михай? - спросил Янчи.
- Погиб, болезный, в Сербии. Давным-давно.
Как бы там ни было, но и сейчас, во время игры, Янчи преследовала
подслушанная фраза: "Надоело ему дома мыкаться, вот он и подался в возчики".
Янчи, боясь дохнуть, выкладывал крышу сарая, но задел какой-то
брусочек, и вся постройка снова развалилась.
Малыш оглядел двор. Он был один. Родители жали в поле, бабушка возилась
на чердаке. Янчи понял это, увидев лестницу, приставленную к открытой дверце
чердака. С некоторых пор у бабушки вошло в привычку копаться там,
перекладывать вещи с места на место, передвигать, подметать пол, однако
время от времени она проворно спускалась по лестнице, поскольку должна была
еще и стряпать: пробовала на вкус еду, помешивала в кастрюлях, подкладывала
дров в огонь, а потом опять взбиралась на чердак. На внука же она не
обращала ни малейшего внимания.
Янчи охватило чувство одиночества. Он сидел у обломков своих рухнувших
построек, и у него пропала всякая охота к игре. Сейчас он мог бы без помех
густо намазать краюху хлеба вареньем из шиповника, тщательно оберегаемым
бабушкой, но ему не хотелось и варенья. Ему было безразлично даже, что
готовится сегодня на обед.
Чувство одиночества усилилось, перешло в подлинную тоску. Он знал, что
родители косят на дальнем поле, наверное, он смог бы даже отыскать их, ведь
прошлый год в конце лета отец возил Янчи туда на телеге: они ездили за
кормовой кукурузой. Янчи в ту пору сравнялось четыре года, и в памяти его
сохранились проселочные дороги, причудливо извивающиеся меж полей. Однако он
чувствовал, что тянет его вовсе не на косьбу к родителям.
Мальчик вскочил на ноги, оставив валявшиеся в беспорядке деревянные
бруски. Пересекая двор, он слышал возню бабушки на чердаке. Янчи выскользнул
со двора прямо на тропинку, которая у ворот их дома круто сворачивала
направо. Он даже не оглянулся.
Тропинка извивалась по гористой местности, тянулась к востоку и
спускалась в долину. Там белела ведущая к югу мощенная камнем дорога, но
стоило пересечь ее, и, двигаясь дальше в том же направлении, человек
выбирался на Диашское поле, за которым у подножья гор лежал Денешдиаш. С
долины открывался вид на Балатон, на сверкающую обширную водную гладь,
которая в такие безоблачные утра слепила глаза.