"Роберт Сабатье. Шведские спички " - читать интересную книгу автора

огромном, знакомом и вместе с тем чужом Париже тревожной поры между двумя
мировыми войнами.
А шведские спички? У Оливье всегда в кармане два спичечных коробка - в
одном из них гремят несколько сантимов, которые время от времени дает ему
сердобольная кузина Элоди на какое-нибудь лакомство, а в другом - спички.
Оливье любит зажигать их, когда забивается в свое убежище - темную конуру
под лестницей Беккерель, - с тоской раздумывая о свалившемся на него горе.
Мальчик смотрит на огонек, который вспыхивает и гаснет, но рассеивает сумрак
и помогает ему коротать горькие минуты одиночества. Впрочем, как и всякий
ребенок, Оливье старается отогнать тягостные думы, он бродит по улицам и
переулкам Монмартра, встречает бывших школьных дружков, играет с ними на
пустырях, сидит у отзывчивых обитателей своего квартала, жадно ловит
человеческую ласку, внимание...
Когда читаешь начало романа, начинает казаться, что возвращаешься в
привычный, запомнившийся с детских лет мир классических романов. На память
приходят печальные истории Оливера Твиста, или Дэвида Копперфилда, или,
обращаясь к более близкому по времени, - образ маленького Даниэля из книги
"Малыш" Альфонса Доде.
Но постепенно привычные образы прошлого отступают, уходят в тень. Нет,
книга Сабатье не похожа на классические произведения XIX века о трудном
детстве. Самый строй авторской речи, образы, метафоры с неопровержимостью
доказывают, что это не реконструкция диккенсовских романов о несчастливых
мальчиках и не возрождение традиций раннего Доде; это принципиально иное,
новое.
Об этом говорит любая фраза наугад: "Оливье жил в теплом воздухе
галантерейной лавочки, как удачное слово в поэме". В XIX веке так не писали.
По всему стилю авторского письма явственно чувствуется: писал наш
современник, это роман последней трети нашего столетия - ошибиться трудно.
Хочется сказать, что в пестром многоцветном потоке современной
французской литературы, с ее порой искусственно усложненной формой "нового
романа", или "антиромана", или преувеличенным вниманием к эротическим
коллизиям, книга Робера Сабатье "Шведские спички" выделяется своей
лиричностью, непосредственностью, простотой, реализмом в лучшем понимании
этого слова.
Вместе со своими друзьями и единомышленниками, коллегами по
Гонкуровской академии - Эрве Базеном, Арманом Лану, Бернаром Клавелем, -
Робер Сабатье упорно и настойчиво идет против модных в наше время
модернистских течений, против игры в слова; слово - высокая, святая
ценность; романы - картины реальной жизни, нередко отражение пережитого.
Сабатье не скрывает, что многое в "Шведских спичках" автобиографично.
Вот что он писал в газете "Франс-суар" 8 августа 1974 года:
"Самая замечательная история, какая когда-либо приключалась со мной,
произошла в Нью-Йорке летом 1968 года. Я прогуливался в бедном квартале,
который называется "Литтл Итали" - "Маленькая Италия". Было ужасно жарко. На
тротуаре дети открыли пожарный кран и бултыхались в воде, на их лицах сияло
счастье. Я поглядел на них, и вдруг из глубины памяти всплыло воспоминание:
1933 год, моя мать только что умерла, отца уже давно нет в живых. И вот так
же, как эти дети из "Литтл Итали", я барахтаюсь в воде под пожарным краном
на моей родной улочке Лаба, там, на нашем Монмартре.
Ожившие в памяти картины далекого прошлого неотвязно преследовали меня.