"Ришат Садиев. То день, то вечер..." - читать интересную книгу автора"ПОСТОЙ. ПАРОВОЗ, НЕ СТУЧИТЕ, КОЛЕСА". ШУРА МОХОВ ВСПОМИНАЕТ Я думал, мы до Москвы не доедем: или паровоз с рельсов сойдет от хохота или дуба дадим от собственного вранья. Врали в вагоне все, потому что мы-то точно врали. а весь вагон ехал туда же и за тем же. Школьная прошлая жизнь представала в нашем вранье сплошной неординарностью, будто сошедшей со страниц "Алого паруса" из "Комсомолки"; и центром этой неординарности, конечно же, были и могли быть только мы, которые уезжаем, но никак не один, которые остались дома. В суровой же натуре наша неординарность была такой, что нашумевший фильм покойной Динары Асановой "Ключ без права передачи", где гениальные детки берут друг у дружки интервью на кассетник, с училкой на "ты" и за ручку, а Окуджава просит "...жить. во всем друг другу потакая", ничего, кроме раздражения. взывать не мог, ибо мы знали, как там тогда потакали.. Когда мы с Жеником поимели голупость провести в школе опрос и выпустить хит-парад с "АББА" и "БОНИ" в самом впереди совсем некстати, дир школы вызвал нашу классную: кто позволил стенгазету не к дате? не по форме? что за хит-парады в советской школе? и не подать ли Вам по обственному? Школа осталась без лучшей ангиличанки. Позже, когда я стал хорошо получать на заводе, Гоша - санитаром в психбригаде, и ночным сторожем в детсаду - пополнили ряды безъязыких.. ..Забить другие школы интеллектом в поезде не вышло, у них - тоже: набор подвигов, извините, у всех был один. Дергали струны в тяп-ляп-роке. Клепали неуставные стенгазеты - с последствиями и без оных. Вместо базарных цветов везли на вечера из-за города на великах полевые. На выпускных все пускали шары, надутые гелием. Слайды и кино в походах да на "последних звонках" сняли почти все; в походы, стало быть, почти все ходили. "Девочки, которые сами из себя и танцуют так, что с других школ прибегают смотреть" - стандарт и явно туфта: девочки, такие, может и есть, а чужих на школьные вечера, как известно, не пускают. Ну все это, конечно, вперемежку с анекдотами и куревом, так что очень весело, с ощущением себя над толпой и уже в другой жизни; только утром серый Казанский вокзал, и в Москве дождь, и на перроне, как по команде, улыбки смыли - и, друг на друга не глядя - р-рванули. Года через три только понял, откуда эта внезапная хмурость на московском перроне взялась, и что ж это мы утром ощутили, ночь проржав над подвигами своими и прочими. Каждый из нас потерял веру в собственную исключительность: слишком уж одинаковыми мы все оказались. |
|
|