"Ришат Садиев. То день, то вечер..." - читать интересную книгу автора


"ПОСТОЙ. ПАРОВОЗ, НЕ СТУЧИТЕ, КОЛЕСА". ШУРА МОХОВ ВСПОМИНАЕТ


Я думал, мы до Москвы не доедем: или паровоз с рельсов сойдет от хохота или
дуба дадим от собственного вранья. Врали в вагоне все, потому что мы-то
точно врали. а весь вагон ехал туда же и за тем же. Школьная прошлая жизнь
представала в нашем вранье сплошной неординарностью, будто сошедшей со
страниц "Алого паруса" из "Комсомолки"; и центром этой неординарности,
конечно же, были и могли быть только мы, которые уезжаем, но никак не один,
которые остались дома.

В суровой же натуре наша неординарность была такой, что нашумевший фильм
покойной Динары Асановой "Ключ без права передачи", где гениальные детки
берут друг у дружки интервью на кассетник, с училкой на "ты" и за ручку, а
Окуджава просит "...жить. во всем друг другу потакая", ничего, кроме
раздражения. взывать не мог, ибо мы знали, как там тогда потакали..

Когда мы с Жеником поимели голупость провести в школе опрос и выпустить
хит-парад с "АББА" и "БОНИ" в самом впереди совсем некстати, дир школы
вызвал нашу классную: кто позволил стенгазету не к дате? не по форме? что за
хит-парады в советской школе? и не подать ли Вам по обственному?

Школа осталась без лучшей ангиличанки. Позже, когда я стал хорошо получать
на заводе, Гоша - санитаром в психбригаде, и ночным сторожем в детсаду -
Женик, мы скинулись на репетитора и поимели, что хотели. Однокашники же
пополнили ряды безъязыких..

..Забить другие школы интеллектом в поезде не вышло, у них - тоже: набор
подвигов, извините, у всех был один. Дергали струны в тяп-ляп-роке. Клепали
неуставные стенгазеты - с последствиями и без оных. Вместо базарных цветов
везли на вечера из-за города на великах полевые. На выпускных все пускали
шары, надутые гелием. Слайды и кино в походах да на "последних звонках"
сняли почти все; в походы, стало быть, почти все ходили. "Девочки, которые
сами из себя и танцуют так, что с других школ прибегают смотреть" - стандарт
и явно туфта: девочки, такие, может и есть, а чужих на школьные вечера, как
известно, не пускают.

Ну все это, конечно, вперемежку с анекдотами и куревом, так что очень
весело, с ощущением себя над толпой и уже в другой жизни; только утром серый
Казанский вокзал, и в Москве дождь, и на перроне, как по команде, улыбки
смыли - и, друг на друга не глядя - р-рванули.

Года через три только понял, откуда эта внезапная хмурость на московском
перроне взялась, и что ж это мы утром ощутили, ночь проржав над подвигами
своими и прочими.

Каждый из нас потерял веру в собственную исключительность: слишком уж
одинаковыми мы все оказались.