"Герман Садулаев. Одна ласточка еще не делает весны " - читать интересную книгу автора

Герман Садулаев

Одна ласточка еще не делает весны

"Знамя" 2005, №12

Об авторе | Герман Садулаев родился в 1973 году в селе Шали
Чечено-Ингушской АССР. Отец - Умарали Алиевич, чеченец. Мать - Вера
Павловна, терская казачка. В 1989 году поехал в Ленинград поступать в
университет с направлением на факультет журналистики от областной молодежной
газеты, где публиковал очерки. В последний момент изменил решение и поступил
на юридический факультет.
Живет и работает в Санкт-Петербурге.
"Одна ласточка еще не делает весны" - первая публикация художественной
прозы.

1

Наверное, я могу жить так и дальше. Утром выключать звенящий в
мобильном телефоне будильник, чистить зубы, бриться, набирать ванну и
полчаса лежать в теплой воде, растворяя ночные сны. Днем идти или ехать,
перебирать бумаги, упражнять лицевые мышцы и связки гортани, делать все, что
называют словом "работа" и за что мне заплатят деньги. Вечером читать книги.
Так можно жить вечно. Как будто ничего больше нет. Как будто ничего больше
не было.
И если сны - это только сны, они растворятся утром в теплой воде.
И если память - это тоже сны, она растворится в потоке улицы.
И если мысли - они о снах и о прошлом; а снов нет, и прошлое - тот же
сон.
И если сердце...
Если сердце не остановится.
Однажды оно остановится.
И я расскажу тебе мою любовь, мой страх, мое одиночество, горечь мою и
сладость, мою вину перед тобой, мама.
Сможешь ли ты простить меня? Помнишь, я ходил по твоим лугам, сидел у
твоих ручейков, обнимал деревья твои; ты мурлыкала мне кошкой на коленях, ты
пела ласточками, синими звездами ты светила мне. Я был твоим младшим, и ты
любила меня, я знаю, ты любила меня больше остальных. Может быть, потому что
я был нездоров, слаб и застенчив. Мать всегда больше любит того, кого
жалеет. Другие гордые, сильные, независимые, а я приходил к тебе и клал свою
голову на цветы и травы, и ты ласкала меня. И слова складывались в строчки,
я пел тебе песни и читал стихи, в зарослях высоких, в полный рост лопухов. И
ты улыбалась мне, да, но ты не смеялась. Ты обнимала меня ивовыми ветками и
прятала от других; пусть никто не увидит, никто не скажет, что мой мальчик
немощен и безумен, в нем вся душа моя.
И я любил тебя так, как никто не любил. Когда тяжелыми ночами ты
стонала от боли, ты плакала, я сидел с тобой на нашем старом диване, я
гладил твои ноги в шишках от солевых отложений, и еще это страшное слово
"тромб", я жег его жестким лучом своих глаз, я растворял его слезами. А днем
я снова засыпал на уроках, я молчал у доски, я ничего не отвечал учителям,