"Герман Садулаев. Одна ласточка еще не делает весны " - читать интересную книгу автора

из каменных глыб и рядом, на маленьком плато, я поставил склеп, в котором я
жил, когда умер. И мама пришла, на узких террасах у края ущелий она нежно
прижималась ко мне теплой щекой плодородной земли, она зеленела пшеницей и
рожью, ее аккуратная, по-девичьи упругая грудь набухала каждую осень, и я
припадал к ее соскам, а она кормила меня.
По дороге на Ведено, за Сержень-Юртом, в Черных Горах, покрытых буковым
лесом, стояли пионерские лагеря. Я провел там одно лето. Утром была линейка,
зарядка, завтрак. Вечером - танцы на заасфальтированной площадке. А ночью мы
выбирались из корпусов и, перебравшись через высокую ограду, шли в Черные
Горы. Мы знали место отвала, где брали белый сланец. Сланец был нужен нам,
чтобы делать башни.
Каждый чеченец должен уметь строить башни. Мы лепили свои башни из
белого сланца, усеченная пирамида, с зубцами на крыше. Полировали сланец
алюминиевой ложкой, тайно вынесенной из столовой, потом сушили на солнце. Из
пионерского лагеря каждый привозил одну башню. Мужчина должен уметь делать
башни, потому что настанет время, когда мы уйдем в горы. И будем строить
башни, чтобы остаться в живых.
Моя башня стояла в библиотеке. Однажды сестра, протирая книжные шкафы
от пыли, задела ее, башня упала и раскололась. Сестра посерьезнела, собрала
все куски, склеила и, чтобы не было видно трещин, покрыла башню алым лаком
для ногтей. Теперь моя башня была алой, как кровь.
Через 14 лет сестра упадет на площади села, сбитая взрывной волной
ракеты типа "земля-земля", выпущенной с подводной лодки в Каспийском море. Я
прилечу в Назрань, войду в больничную палату, я возьму ее на руки и понесу
до самолета. Мы отправимся в Петербург; и еще полтора года врачи будут
собирать и склеивать ее тело.


3

Прошло триста лет, кочевники перебили друг друга и рассеялись в степях,
и осели облака пыли, поднятой копытами конницы. Тогда я вернулся. Я помню,
как тронул сохой твою грудь, впалую, утрамбованную копытами военных станов.
И она была суха, безмлечна. Я упал на землю, я обнимал тебя и плакал, мама.
Потом мы проводили обряды. В летний месяц мы отлавливали змей и вывешивали
их на деревьях. Мы разоряли вороньи гнезда. Мы вспахали русло пересохшей
реки, в ту и в другую сторону. И смотрели на горы. И ты вернулась к нам,
мама. Другой весной ты стыдливо обнажила плечо, перевернулся пласт
чернозема, и для нас снова потекло молоко.
Не надо бояться, когда придет смерть, мы уйдем в горы и построим там
башни.


4

Но я не ушел в горы. Я сел на поезд и вернулся в северный город. И меня
не было рядом с тобой. Сможешь ли ты простить меня, мама?
Меня не было рядом с тобой, когда упали первые тяжелые бомбы, тебе
нечем было прикрыть тело, твое платье порвалось, раны воронок вывернули твою
женскую плоть, и небо закрыло глаза. Я должен был припасть к ранам, я должен