"Герман Садулаев. Одна ласточка еще не делает весны " - читать интересную книгу автора

был закрыть тебя хотя бы от одного осколка, омыть твое тело своей кровью,
прижаться к тебе лицом и впитать твою боль, но меня не было рядом с тобой.
Ты спешила к бомбоубежищу, уже полуслепая, с больными ногами, под руку
со своей подругой и соседкой, любимой всей округой русской медсестрой, ее
звали тетя Дуся, ее все помнят, она хромала от рождения, военный летчик,
забавляясь, стрелял в вас из пулемета, а ты заплакала и села на обочину.
Потому что не могла идти быстрее на усталых, исковерканных отложениями и
вздувшимися сосудами ногах, и тетя Дуся села рядом и тоже плакала. У летчика
закончился боекомплект, и он улетел. Ты подняла свою белую руку, ты
протянула ее вверх, посмотрела на небо своими уже почти невидящими глазами и
сказала: "Будь ты проклят!".
У тебя не было "стингеров", зенитных орудий, ракет "земля-воздух",
радаров ПВО. Только твое проклятие, обращенное к небу, с сонмом бессильных
ангелов, и к военному летчику за штурвалом бомбардировщика. И небо покрылось
тучами, три дня шел дождь. А летчика сбили одиночным выстрелом из АКМ, нашли
на земле, запутавшегося в стропах парашюта, и перерезали ему горло.
Но меня, меня не было рядом с тобой.
И когда тяжелые гусеницы танков давили тебя, когда приступы длились
сутками, когда ты теряла кровь, опадала разрушающимися от вакуумных бомб
домами, когда ты тихо стонала в дальней комнате нашего дома от боли, когда
ты уже не скрывала царапины от осколков на стенах и не вставляла стекла,
меня не было рядом.
И я боялся снова увидеть тебя, когда вернусь. Я боялся взглянуть в твои
глаза. Я вернулся и понял, что я зря боялся встретить в твоих глазах укор.
Когда я вернулся и увидел твои глаза, в них не было укора. Они были слепы. И
дом был слеп, с пустыми глазницами окон.
Но ты взяла мою руку в свою и сказала: "Здравствуй, сын! Хорошо, что ты
дома".


5

Трудно быть чеченцем. Если ты чеченец - ты должен накормить и приютить
своего врага, постучавшегося к тебе как гостя, ты должен не задумываясь
умереть за честь девушки, ты должен убить кровника, вонзив кинжал в его
грудь, потому что ты никогда не можешь стрелять в спину, ты должен отдать
свой последний кусок хлеба другу, ты должен встать, выйти из автомобиля,
чтобы приветствовать идущего мимо пешком старца, ты никогда не должен
бежать, даже если твоих врагов тысяча и у тебя нет никаких шансов на победу,
ты все равно должен принять бой. И ты не можешь плакать, что бы ни
происходило. Пусть уходят любимые женщины, пусть нищета разоряет твой дом,
пусть на твоих руках истекают кровью товарищи, ты не можешь плакать, если ты
чеченец, если ты мужчина. Только один раз, всего один раз в жизни ты можешь
плакать: когда умирает мать.
В самом начале войны старшая сестра, она жила в Новороссийске, купила
родителям квартиру, просила их приехать. Родители не хотели, они все верили,
что война - это ненадолго, это страшная ошибка, недоразумение, скоро все
кончится, они не хотели покидать родных мест. Они приезжали к сестре в
гости, смотрели телевизор, снова верили, когда с экрана говорили, что боевые
действия окончены, и возвращались домой несмотря на все ее мольбы. Так было