"Герман Садулаев. Илли" - читать интересную книгу автора

Тот этнос, который формируется сейчас на территории Чечни из остатков
чеченской народности, - совершенно и принципиально новая общность. При этом
происходит все на фоне внешнего "роста национального самосознания", под
лозунгами "возрождения", с пристрастным культивированием формальной народной
культуры и, естественно, обозначается как логическое продолжение истории
чеченцев. Новый этнос сохранил чеченский язык, некоторые элементы традиций
и, конечно, самоназвание - "нохчи". И все же это уже не чеченцы. Так же, как
население современной Греции, именующее себя греками и говорящее на языке,
близком к языку "Илиады", - это все же не греки Эллады, не эллины. Такие
"выверты" известны и широко распространены в истории народов.

Дело в изменении поведенческих стереотипов, нравственных установок и
идеалов, в конечном итоге - в смерти старого мифа. В этом, погибшем мифе
чеченец - свободный или мертвый. Гордый, независимый, не признающий
формальных авторитетов, не приемлющий культов личности, отрицающий
социальное неравенство. Вместе с тем, уважающий мудрость и старость, ценящий
личную свободу другого, вдохновленный примером храбрости и
самопожертвования.

Хочу напомнить, что я говорю все же о мифе, а не о реальном
нравственном облике конкретных представителей этноса. В каждой народности
есть свои герои, свои святые и свои трусы, свои предатели. И тем не менее
миф закрепляет идеал, дает ориентиры в жизни и таким образом формирует
наиболее общий портрет народного характера.

В современной Чечне изменились ориентиры. Если определять одним словом
лейтмотив поведения и жизни погибших чеченцев, этим словом будет "борьба". К
определению лейтмотива поведения "новочеченцев" лучше всего подходит слово
"приспособление". Это разворот на сто восемьдесят градусов.

С точки зрения "живого вещества", составлявшего старый этнос и теперь
формирующего новый, это изменение стратегии выживания. У слов есть своя
эмоциональная окраска, но я здесь не пытаюсь давать оценок, просто
констатирую происходящее. Столетия непрерывного противостояния окружающему
миру в попытках отстоять свою индивидуальность привели к осознанию того, что
мир слишком силен и придется подстроиться под него, хотя бы притвориться,
для того чтобы просто выжить. Мы не можем судить людей за то, что они хотят
жить, а не умирать под бомбами за идеальные понятия "национального
суверенитета", "независимости" и прочего.

Я знаю, что мои суждения, всегда выглядящие парадоксальными, вызовут
много возражений и, скорее, неприятие, чем осмысление, особенно в среде
самих чеченцев (точнее - "новочеченцев"). Меня всегда упрекают в
оторванности от национальной среды и в том, что мои тексты - это
"экспортный" вариант чеченской литературы. Я такой же чеченский писатель,
как Харуки Мураками, живущий в Америке и сочиняющий тексты на английском
языке (хотя действие может происходить в Японии и с японцами), - писатель
японский.

Действительно, с шестнадцати лет я живу в России, в Санкт-Петербурге. И