"Франсуаза Саган. Потерянный профиль" - читать интересную книгу автора

неподкупности.
Лишь один человек способен был при данных обстоятельствах спасти меня.
Он это доказал накануне. К несчастью, это был сам виновник инцидента, то
есть Юлиус. Страдает ли он от того, что люди считают нас любовниками, зная,
что это неправда и никогда не станет правдой? Но действительно ли он
понимает, что этого никогда не будет? Может быть, это риск расчетливого
человека, который поймал меня, нарочно создав эту ложную ситуацию, и ждет,
что в один прекрасный день все переменится, и сила привычки и усталость
толкнут меня в его объятия? Возможно, он считает это одной из статей
молчаливого соглашения, заключенного между нами? В конце концов, если самая
мысль о физической связи для меня исключена, то для него - нет, и тогда я
веду себя нечестно. Я была в панике. Но в то же время успокаивающий,
беззаботный голос шептал мне: "Ну и что из этого? Юлиус прекрасно знает, что
никакой двусмысленности между нами нет. Никогда, ни словом, ни жестом, я не
ввела его в заблуждение. И если какой-то ханжа косо взглянул на меня в
баре - это не причина, чтобы ставить под вопрос самую обычную дружбу".
Только этот голос был мне хорошо знаком. Это он говорил мне сотни раз: "Не
надо усложнять. Подождем. Посмотрим". И каждый раз я убеждалась, как своими
советами этот спокойный голосок лишь усиливал мое душевное смятение и
путаницу. Выжидательная политика еще никогда не приводила меня к блестящим
результатам. Нет, необходимо было поговорить с Юлиусом, прояснить положение,
и даже если перед ним я предстану в смешном свете, то буду увереннее
чувствовать себя перед посторонними.
Я пришла к себе буквально опустошенная приступом рольной совести, и в
этот момент зазвонил телефон, разумеется, был Дидье и, разумеется, в
отчаянии.
- Жозе, - сказал он, - что случилось? Это были совсем не вы! Я думал,
Луи вам понравится, а он показал себя каким-то дикарем.
- Это неважно, - сказала я.
- Жозе, - продолжал Дидье, - я знаю, вы не идете в театр сегодня
вечером. Вы говорили мне, что свободны. Не хотите поужинать со мной? Мой
брат уехал, - добавил он поспешно.
Он был по-настоящему огорчен. В конце концов, лучше поужинать с ним,
чем изображать в одиночестве героиню газетного романа с продолжением. И
потом, может быть, я спрошу его мнение. Я не люблю откровенничать, но я так
давно не говорила о себе. Я попросила его зайти за мной через час.
Он пришел. Осмотрел мою квартиру. Минут двадцать мы непринужденно
болтали о том, о сем, после чего, выдохшись, я налила две большие рюмки
виски и решительно сказала: "Ну, поехали!" Он расхохотался. Он был прелесть.
Он походил на ребенка. Глаза у него были нежные. Я вновь посетовала на
судьбу, отвратившую его от женщин. Он был преисполнен такта, нежности,
хрупкости. Он был моим другом. Нам следовало разобраться сразу в двух
инцидентах. Он начал со второго, как менее прискорбного для него. Я узнала,
что его брат-пуританин совсем таковым не является, но их семья и среда
всегда внушали ему ужас. Он живет в Солони, в заброшенном доме. По профессии
он ветеринар. Тут я припомнила, как повеяло на меня сельской жизнью рядом с
ним. Я представила его большие ладони на крупе лошади. Какое-то
романтическое чувство на секунду овладело мной. Но тут я вспомнила, что он
считает меня потаскухой. Я в тех же выражениях спросила Дидье, не думает ли
он то же самое. Он так и подскочил. - Потаскухой? - переспросил он. -