"Франсуаза Саган. Потерянный профиль" - читать интересную книгу автора

воображения и воображения Дидье. Обостренная чувствительность заставляет его
повсюду видеть бурные страсти. Я перевела дух. Однако вздохнуть совсем
свободно я еще не могла. Я сделала, что могла, стараясь быть чистосердечной
и не смешной. А если Юлиус все-таки вынашивает какие-то тайные замыслы, мое
беспокойство и возмущение должны открыть ему глаза. Я немного оживилась. Мы
вспомнили вечер в Опере. Я похвалила живую реакцию Юлиуса. Он похвалил мою
находчивость. Мы обменялись несколькими растроганными фразами по поводу
Дидье, посмеялись над г-жой Дебу, и он проводил меня домой. В машине он
просунул мою руку под свой локоть и, похлопывая мою ладонь, болтал весело,
как школьник. В глубине души мне было немного стыдно теперь за то, что я
приписывала этому неловкому, но порядочному человеку такие вероломные
замыслы. Бескорыстие - не пустой звук. Если старший брат Дидье, с его
красивыми глазами и большими ладонями, не может этого понять, тем хуже для
него. Легко осуждать и презирать. Даже очень легко. Завтра я объяснюсь с
Дидье и постараюсь переубедить его. Да, я, несомненно, была права, когда
столько колебалась, прежде чем затеять этот смешной разговор. Всегда следует
прислушиваться к своей интуиции.
Мой случай грешит лишь одним недостатком: подсказки моей интуиции
всегда так противоречивы. Когда я опять буду в "Салине", я все-таки
постараюсь распробовать эту ромовую бабу. Я так и не могла сказать, съедобна
она или нет.
Когда я входила в дом, меня остановила консьержка. Она подала мне
телеграмму. Там было сказано, что Алан очень болен, что я должна немедленно
вылететь в Нью-Йорк и что в Орли меня ожидает билет на моё имя. Телеграмма
была подписана матерью Алана. Я тут же позвонила в Нью-Йорк и вызвала ее.
Подошел дворецкий. Да, господин Эш в клинике. Нет, он не знает, по какому
поводу. Действительно, госпожа Эш ждет меня как можно скорее. Это не могло
быть хитростью. Его мать терпеть меня не могла, как и все, кто питал любовь
к ее сыну; она не позволила бы избрать себя орудием любовной хитрости.
Сердце мое колотилось от отчаяния. Я стояла в комнате, заваленной
художественными журналами, как посреди ненужной декорации. Алан болен. Он,
может быть, при смерти. Эта мысль была мне невыносима. Пусть Нью-Йорк - это
ловушка, я должна лететь Я позвонила Юлиусу. Он вновь был безупречен. Он
нашел мне самолет, улетавший через четыре часа, забронировал место и отвез
меня в аэропорт с самым невозмутимым видом.
Когда я прощалась с ним у регистрационной стойки, он попросил меня не
волноваться. Он сам должен быть в Нью-Йорке на будущей неделе и постарается
ускорить свою поездку. В любом случае, он позвонит мне завтра в отель
"Пьер", где у него постоянно забронирован номер и где он просит меня
остановиться. Ему будет спокойнее, если он знает, где меня найти. Я на все
соглашалась, ободренная его ласковыми словами, спокойствием и
организованностью. Когда я увидела его, такого маленького издали, машущего
мне из-за турникетов, я почувствовала, что покидаю очень дорогого друга.
Действительно, за эти три месяца он стал покровителем - в самом благородном
смысле этого слова.
Все пассажиры гигантского самолета, бесстрастно летевшего через ночь и
океан, спали. Одна я приютилась в баре первого класса. Крошечный бар походил
на автономную ракету, которая вот-вот отделится от самолета и одиноко
исчезнет в галактике. Последний раз я совершала этот путь два года назад,
только днем и в обратном направлении Самолет плыл вслед за солнцем посреди