"Франсуаза Саган. Потерянный профиль" - читать интересную книгу автора

одному, и он это знает. Он хочет, чтобы я не восхищалась никем, кроме него?
Он хочет, чтобы я отказалась от своих одиноких прогулок по музеям,
выставкам, улицам? Он не может понять, что какие-то голубые тона на полотне,
какие-то формы умиляют меня больше, чем новорожденный теленок? Точно так же,
как я ощущала в себе больше жизни, больше правды под его взглядом, я видела
природу ярче и полнее через взгляд художника. Что же, я вырожденка, синий
чулок, у меня особые претензии? Во всяком случае, с меня довольно. Мне уже
не восемнадцать лет, и я не ищу Пигмалиона, даже в образе ветеринара. Я
пережевывала эти дурные мысли, глядя на дорогу и не видя ее, когда Луи
положил свою руку на мою.
- Не нервничай, - сказал он. - Всему свое время. - Потом он улыбнулся
мне, и я улыбнулась ему, в эту минуту поклявшись навсегда остаться с ним и
посвятить себя исключительно заботам о крупном рогатом скоте. Видимо,
перемена моих взглядов была ощутимой, ибо Дидье, до сих пор не раскрывший
рта, вдруг вздохнул возле меня и опять засвистел "Жизнь в розовом". Вечером,
ночью, если у нас останется время, если наши тела, в их заботе о наслаждении
и страхе разъединения, оставят его нам, мы все это обсудим. Но уже вероломно
и сладострастно знала я, что ни один из нас не позволит ничему проскользнуть
между нами и что единственные слова, которые мы скажем друг другу, будут
слова любви.
- Я не могу ехать в Лондон, - говорила я. - Завтра я не могу ехать.
- Послушайте, - возразил Юлиус, - в пятницу, субботу и понедельник
распродажа у Сотби. И раз Дюкре настаивает, чтобы вы ехали...
Мы сидели на террасе у "Александра". К нам только что присоединилась
Ирен Дебу.
- Вы не любите Лондон? - спросила она. - Прекрасный город! А распродажи
у Сотби бывают грандиозны. Если боитесь заскучать там, возьмите с собой
Дидье.
Я настаивала на своем. Завтра приезжает Луи, и я не думала, что он
обрадуется, узнав, что нужно ехать в Лондон: вот уже пять вечеров подряд мы
говорили по телефону о нашей квартире на улице Бургонь - как мы разобьем
там, наконец, бивуак на целых два дня и будем в темноте слушать пластинки.
Он не хотел ни самолетов, ни гостиниц, ни картин. Он хотел только меня.
- Не понимаю вас, - произнесла Ирен Дебу.
- Вот именно, - ответила я быстро.
Я видела, как она покраснела от злости. В последнее время я гораздо
реже встречалась с ней и ее приближенными. Мы допоздна засиживались в
редакции - порыв радостного возбуждения еще не прошел, - а после я сразу шла
домой. Мы с моим псом ужинали, и, как только заканчивался телефонный
разговор с Луи, Я засыпала, как убитая. Юлиус часто заходил обедать в
ресторанчик по соседству с редакцией. Казалось, он так же, как и мы,
захвачен нашими проектами. Он даже возил с собой в машине, как примерный
ученик, альбомы и книги по искусству, которые ему рекомендовал Дюкре. Он
настоял на том, что предоставит мне малолитражку из своей конторы, чтобы мне
с собакой легче было добираться. Но в этот день я попала в ловушку. Мне
следовало со всей твердостью отказаться от этого лондонского проекта и
объяснить причины. Присутствие г-жи Дебу не только не стесняло меня, но,
напротив, облегчало дело.
Она превратит мою любовную историю в анекдот, низведет ее до уровня
мелкой интрижки. Это будет немного досадно: ведь предательство - ее