"Франсуаза Саган. Потерянный профиль" - читать интересную книгу автора

видеть это. Интересно, как ты с этим справляешься?
Луи пожал плечами.
- По правде говоря, этой несчастной корове я не был нужен. Я был бы
полезен, если бы дела пошли плохо. Иногда после приходится зашивать.
- Ох, замолчи! - сказал Дидье. - Пощади нас.
Из чистого садизма Луи пустился в пространные подробности, одна ужаснее
другой. Мы были вынуждены заткнуть уши. Остановились в лесу, у пруда. Братья
принялись кидать камушки по воде.
- Жозе говорила тебе о последнем чудачестве Юлиуса А. Крама? - спросил
Дидье.
- Нет, - ответила я, - я даже не вспомнила об этом.
Луи наклонился, держа камешек в руке, повернул голову и поглядел на
меня.
- Что за чудачество?
- Юлиус решил финансировать журнал, где работает Жозе, - объявил
Дидье. - И вот эта женщина, которая только что наблюдала, как телилась
корова, будет решать судьбы современной живописи и скульптуры.
- Ну-ну, - сказал Луи, потом вытянул руку, и камушек проскакал пять или
шесть раз по гладкой поверхности пруда и исчез.
- Неплохо, - сказал он, довольный собой. - Это большая ответственность,
да?
Он смотрел на меня, и внезапно пьянящая радость при мысли о моих новых
обязанностях сменилась сознанием суетности и грозящей опасности. По какому
праву я согласилась выносить приговор чужим творениям, если не могла
поручиться за его справедливость? Я сошла с ума! Взгляд Луи заставил меня
это понять.
- Дидье искажает факты, - сказала я. - Я не буду критиковать в полном
смысле слова. Я ограничусь тем, что буду писать о том, что вызывает у меня
восхищение, нравится мне.
- Ты не поэтому сумасшедшая, - сказал Луи. - Ты отдаешь себе отчет, что
за твоя слова, как, впрочем, и за твое молчание тебе будут платить? И
платить будет Юлиус А. Крам.
- Через Дюкре, - поправила я.
- Через посредство Дюкре, - подхватил Луи. - Ты не можешь на это
согласиться.
Я смотрела на него, смотрела на Дидье, который опустил глаза, без
сомнения смущенный тем, что коснулся этой темы, и занервничала. Как тогда в
"Пон-Руаль", я видела в Луи врага, судью, пуританина. Я больше не видела в
нем моего дорогого возлюбленного.
- Я уже три месяца это делаю, - ответила я. - Может быть, мне недостает
опыта, но этим я зарабатываю на жизнь, и, кроме того, мне это нравится. Мне
неважно, кто мне платит - Дюкре или Юлиус.
- А мне важно, - заявил Луи.
Он поднял новый камушек. Лицо его стало жестким. У меня вдруг возникло
дурацкое предчувствие, что он бросит мне его в лицо.
- Все думают, что я любовница Юлиуса, - сказала я. - Во всяком случае,
все думают, что он меня содержит.
- Это тоже должно измениться, - перебил Луи, - и очень скоро.
Что, в конце концов, он хочет изменить? Париж - нечистый город. А уж в
этой среде живут одними уловками и видимостью. Но я принадлежу Луи, ему