"Франсуаза Саган. Потерянный профиль" - читать интересную книгу автора

другу прямо в лицо. Если я пыталась мысленно представить его, я всегда
видела его профиль. У этого человека не было ни жестов, ни взглядов. Но
именно этот человек видел меня, когда я была в заточении у Алана, видел меня
в слезах в нью-йоркской гостинице, видел увлеченной пляжным пианистом. Этот
человек хранил обо мне несколько ярких, даже мелодраматичных впечатлений, я
же не знала о нем ничего, или почти ничего. О своих чувствах он говорил со
мной один-единственный раз, да и то из глубины гамака, откуда виднелись лишь
его волосы.
Силы были слишком неравны.
- Я знаю, что вы предпочли бы сейчас быть одной, - сказал Юлиус, - но я
очень хочу объяснить вам кое-что.
Я не ответила. Я смотрела на него и, действительно, очень хотела, чтобы
он ушел. Впервые я видела в нем врага. Как это ни смешно, но единственное,
что меня сейчас занимало, - это, расскажет ли он Луи о пианисте. Я понимала,
что это детская реакция, не имеющая никакой связи с данной ситуацией, но не
могла заставить себя не думать об этом. Конечно, это была случайность, но я
боялась, как бы Луи не подумал, что и он случайность. Я знала, что он для
этого достаточно неуравновешен.
- В сущности, - произнес Юлиус, - вы сердитесь на меня из-за пианиста.
Это не я вас видел в тот вечер, а м-ль Баро. Но, так или иначе, вы свободны.
- Вы это называете быть свободной?
- Я всегда вам это говорил, Жозе, и вы всегда делали, что хотели. Тот
факт, что я интересуюсь вами, вашей жизнью, не зависит от чувств, которые я
могу к вам питать. Вы думаете, что любите Луи, и любите его, - предупредил
он мое возражение, - я нахожу это вполне нормальным. Но вы не можете
запретить мне думать о вас и определенным образом заботиться о вас. Это долг
и право всякого друга.
Он говорил спокойно, уверенно. И действительно, в чем объективно могла
я его упрекнуть?
- В конце концов, - продолжал он, - когда я познакомился с вами, вам
было плохо, и в дальнейшем я, по-моему, всегда старался лишь помочь вам.
Возможно, я поступил неправильно, когда в Нассо заговорил о своих чувствах,
но я тогда был переутомлен, очень одинок, и, кроме того, назавтра я принес
свои извинения.
Да, этот маленький могущественный человек, действительно, был
совершенно одинок, а я в своем так недавно обретенном счастье вела себя с
претензией и жестокостью выскочки. Он все смотрел куда-то сквозь меня.
Движимая каким-то импульсом, я встала и положила руку на его рукав. Все-таки
он же любил меня, и страдал, и ничего не мог с этим поделать.
- Юлиус, - сказала я, - я прошу у вас прощения, искренне прошу. Я вам
очень благодарна за все, что вы для меня сделали. Просто, мне казалось, что
за мной следят, что я в ловушке и... А "Даймлер"? - спросила я вдруг.
- "Даймлер"? - переспросил Юлиус.
- "Даймлер" под моими окнами?
Он смотрел на меня с полным недоумением. Ведь в Париже есть и другие
"Даймлеры", а я даже не знала, какого цвета тот, который видел Луи. И потом
мне всегда отвратительны подробности. Я предпочла сохранить рамки дружбы,
привязанности, а не углубляться в тайны парижского сыска. И снова, чтобы
избежать познания сути вещей, я углубилась в заботу об их форме.
- Не будем больше говорить об этом, - сказала я. - Хотите чего-нибудь