"А.Н.Сахаров (редактор). Анна Иоановна ("Романовы" #9) " - читать интересную книгу автора

и румяных, которых Никита Фёдорович видал до сих пор. Бестужева не только не
робела пред ним, но, напротив, он чувствовал, что сам с каждым словом всё
больше и больше робеет пред нею и не смеет поднять свои глаза, глупо
уставившиеся на маленькую, плотно обтянутую чулком, точёную ножку девушки,
смело выглянувшую из-под её ловко сшитого шёлкового платья.
Волконский не знал, как и вовремя ли он встал, поклонился и вышел
осторожно, чтоб не поскользнуться, ступая по паркету. Выходя, он решил, что
больше не поедет к Бестужеву.
- Ты понимаешь, - сказал он в тот вечер Черемзину, - что мне здесь у
вас не нравится? Видишь ли, воли нет, простора, всё тут сжато. Вот и дома.
Они, пожалуй, и больше наших московских, а всё-таки как-то давят; не хоромы
они... Так и всё. Дворец вот...
- Замок, - поправил Черемзин.
- Ну, замок, что ли... Ты посмотри: окошечки узенькие, стены толстые,
рвы, валы кругом. Да и люди тоже, скажу тебе, все в себя сжались, точно весь
мир они только и есть, точно всё существо жизни они притянули к себе, да
сдавили его. Разве так, без воли, проживёшь?
- Это ты, должно быть, с дороги устал, мой милый, - возразил
Черемзин. - А, впрочем, если желаешь простора, выйди погулять за город: там,
брат, такой уж простор - прелесть...
- Что ж, и пойду, - согласился Волконский, - а то здесь просто душно...
Ты не пойдёшь? - спросил он уже со шляпой и тростью в руках.
Черемзин зевнул, закинул руку за голову и отрицательно покачал головой.
- Ну, так я один пойду.
- Смотри, не опоздай вернуться - после заката в замке поднимут мост, -
крикнул Черемзин ему вслед.
Выйдя из замка, Волконский направился прямо в поле по первой попавшейся
дороге.
Вечер был тих и прекрасен. С лугов веяло запахом скошенного сена, и
дышалось легко. Солнце садилось, окрашивая небосклон нежными красками то
огненного, то желтовато-бледного заката. Волконский, испытывая особенное
наслаждение поразмяться после сиденья в неудобном экипаже, шёл, объятый
прелестью этого летнего вечера.
Через несколько времени он остановился, чтобы перевести дух. Сзади
открылся ему вид на плоскую, окружённую зеленью Митаву, с её длинными
шпицами лютеранских церквей и силуэтом тёмного замка. Черепичные кровли
домов, окружённые тёмно-зелёными кущами дерев, румянились косыми лучами
заката, отражавшегося с этой стороны в изгибах реки, прозрачной и светлой.
Вдалеке, у конца расстилавшейся от ног Никиты Фёдоровича прямой,
сужавшейся к городу дороги скакали несколько лошадей.
Впереди других Никита Фёдорович разглядел амазонку, которая подгоняла
хлыстом свою и без того скакавшую широким галопом большую серую лошадь.
Остальные, видимо, едва могли следовать за нею. На амазонке было
тёмно-зелёное широкое платье с бархатною красною накидкой, красиво
развивавшеюся на ходу лошади. Она быстро приближалась по дороге, подымая
отягощённую вечернею сыростью пыль. Ещё несколько секунд, и Никита Фёдорович
узнал в ней Бестужеву.
Он узнал её, хотя теперь она была совсем другою, чем там, у себя дома.
Она сдержала уже свою лошадь и вполоборота разговаривала с нагнавшим её
русским драгунским офицером. Тот, поднявшись на стременах и почтительно