"А.Н.Сахаров. Павел I ("Романовы" #15) " - читать интересную книгу автора

великолепием". При Екатерине действительно роскошь в общественной и частной
жизни достигла блистательнейших, но вместе с тем и печальнейших размеров. Не
только знатные и богатые, но даже люди самого посредственного состояния
тянулись изо всех сил, чтобы не отстать от вельмож и магнатов, поражавших
всю Европу "своими негами и роскошами". Все хотели "кушать" не иначе как на
чистом серебре и разорялись на драгоценные сервизы. Император Павел в
разговорах "о сей материи" высказал напрямик, что он охотно согласен сам до
тех пор есть на олове, пока не восстановит нашим деньгам надлежащий курс и
не доведёт государственные финансы до того, "чтобы рубли российские ходили
действительно рублями".
- Изречение божественное и достойно великого государя! - восклицали при
этом некоторые, тогда как большинство, недовольное новыми порядками и
стеснениями, только улыбались и сомнительно покачивали головою.
Между тем, пока гвардейская молодёжь, поёживаясь от холода, вместе со
стариками судачила и обносила в своих кружках новые узаконения, великий
князь Константин пред своим измайловским фронтом, по-видимому, совершенно
стоически и равнодушно переносил докучную петербургскую непогодь. Около трёх
четвертей одиннадцатого часа он приказал адъютанту Комаровскому взять
подпрапорщика,* идти во дворец и, остановясь перед кабинетом государя, велел
камердинеру доложить его величеству, что развод Измайловского полка готов и
что адъютант пришёл за знаменем. Комаровский отправился, но через несколько
минут вышел на площадку, хотя и с подпрапорщиком, но без знамени, и смущённо
передал удивлённому и озабоченному Константину, что, когда камердинер
отворил дверь кабинета и подал ему знак войти, то император стоя надевал
перчатки и уже приказал было взять знамя, как вдруг, увидев громадного роста
подпрапорщика, спросил неожиданно: "А что, он дворянин?" - и на
отрицательный ответ Комаровского заметил, что "знамя должно быть всегда
носимо дворянином", и повелел привести унтер-офицера из этого сословия.
______________
* В полковом приказе было сказано, чтобы под знамя нарядить
подпрапорщика.

Великий князь, необычайно боявшийся отца, сильно перетревожился и
приказал взять поскорее, на первый случай, хоть какого-нибудь подходящего
сержанта. И едва знамя было вынесено к фронту, как на крыльцо гурьбой
высыпали новые лица, новые сановники, одетые в мундиры новой формы. Эта
форма, с непривычки резавшая глаза и казавшаяся странною, даже как будто
маскарадною, доставила на первый раз всему разводу, а в особенности
конногвардейцам, источник острот и смеха. Все эти лица казались им словно бы
старые портреты немецких офицеров, выскочившие из своих рамок.
Ровно в одиннадцать часов из дворца вышел сам император в
преображенском мундире новой формы и направился к разводу. Сначала при виде
петербургской гвардии он стал как будто недоволен - по крайней мере, заметно
отдувался и пыхтел, что всегда являлось у него верным признаком
неудовольствия или гнева. Но когда пред измайловским фронтом раздалась
команда по-гатчински и строй отчётливо исполнил, что требовалось, лицо
императора прояснело и озарилось приветливой улыбкой.
Наконец настала очередь ординарцев.
Завидев синий с золотом мундир подходящего конногвардейца, император
снова было насупился и отвернулся несколько в сторону, но ординарец,